50 знаменитых чудаков

Вскоре Рыбаков стал одним из самых известных провинциальных актеров. Его имя привлекало публику, с ним охотно заключали контракты. Настало время попробовать себя в столичном театре. Николай Рыбаков дважды пытался поступить на столичную сцену. Первый раз – в 1852 году, второй – в 1854-м. Однако ни первый дебют в московском Малом театре, ни второй – в петербургском Александринском – успехом не увенчались. Позже Рыбаков с горечью вспоминал о причинах своего поражения: «Я еще в 50-х годах хотел поступить в труппу императорских театров, и даже дебютировал и очень удачно, но потом, встретив против себя подкопы и интриги, чуть было не побил режиссера… Тогда меня призвал к себе директор театра и стал говорить мне: – По твоему таланту, говорит, я бы очень охотно принял тебя в труппу… Но я тотчас перебил его: – Прежде всего я попрошу, ваше превосходительство, отличать меня от вашего лакея и булочника – не говорить мне «ты»… Директор нахмурился и продолжал: – По таланту-то вашему я бы вас принял, но по характеру вы не годитесь: вы легко можете угодить в солдаты… Так я и остался весь свой век провинциальным артистом – Несчастливцевым!»

Кажется довольно странным, что выдающийся человек, наделенный чувством собственного достоинства, оказался в списке чудаков и оригиналов… Однако, по свидетельству современников, Николай Хрисанфович обладал патологической страстью к вранью. Вранье это было безобидным, никогда не затрагивало третьих лиц, и не приносило Рыбакову ничего, кроме репутации чудака. Когда он начинал рассказывать очередную невероятную историю, то воодушевлялся до такой степени, что сам начинал свято верить в то, что говорит. Вот лишь немногие из его историй.

Как-то в Клеве, посещая Лысую Гору, Рыбаков, по его словам, познакомился с молоденькой ведьмой. Хотя особого удовольствия общение с нечистой силой ему не доставляло, поскольку дамочка была с хвостом и нечесаная, но любопытства ради хотелось уяснить, что же это за ведьмы такие. Театральный сезон подходил к концу, и Николаю нужно было возвращаться в Москву. А денег в кармане – ни копейки, занять было не у кого, но находчивый актер сообразил, к кому обратиться. Пошел он на Лысую Гору, вызвал свою Углядку (так знакомую ведьму звали) и попросил добыть для него денег, а в залог пообещал оставить свою библиотеку.

Ведьма в ответ пропищала, что денег они не признают и при себе их не держат, но бесовскою властью обладают, и предложила доставить его в Москву задаром. Однако возмущенный Николай отказался от путешествия на помеле. Тогда ведьма объяснила, что он может поехать на чем угодно, хоть на бревне. Бревно показалось актеру более солидным транспортом, и он согласился.

На следующее утро наш герой уложил вещи, взял чемодан под левую руку, под правую на всякий случай зонтик захватил и отправился на условленное место к бревну. Там его уже поджидала ведьма с творожными ватрушками – за ночь полтораста штук на дорогу напекла. Усадила она Николая на бревно, какие-то непонятные три слова произнесла, плюнула в его сторону, – он и взлетел. Летел-летел-летел – наконец, глядь – за что-то левой ногой задел, оглянулся – Иван Великий. Тогда приказал бревну спускаться потихоньку. Оно и спустилось, да неудачно – поперек Тверского бульвара расположилось, так что земли путешественник никак не мог достигнуть, пришлось на воздухе проболтаться всю ночь, пока утром его обер-полицмейстер из окна не увидал. Бревно-то было так велико, что через весь бульвар с крыши на крышу перекинулось, как воздушный мост. Сбежались городовые и спасательные круги стали бросать горемыке, но только никак не могли до него докинуть. Пришлось им за пожарной лестницей сходить. Приволокли и приставили ее к бревну. Николай пополз по ней, но только до половины дошел, как оказалось, что лестница до земли сажени на три не достает. Что ж было делать? Попросил он городовых растопырить руки и спрыгнул. Повели его к полицмейстеру. Тот стал допытываться: что за человек и откуда это бревно приволок. Полицию обманывать нельзя, вот актер и признался, что по знакомству с ведьмой на бревне с Лысой Горы в Москву приехал. И вышел из-за этого, рассказывал Рыбаков, вопиющий скандал: его в двадцать четыре часа выселили вон из города.