50 знаменитых самоубийц

Действительно, трудно было предположить, что один автор за пять лет мог написать семь книг – за себя, еще четыре – за вымышленного автора, а еще сценарии, статьи… Между тем Поля Павловича пригласили работать главным редактором в издательство «Меркюр де Франс», и эта работа принесла ему больше денег, чем получал Гари в качестве гонораров. Поль Павлович купался в лучах славы. А Гари – почти позабытый «живой классик» – чувствовал себя бедным родственником рядом с блестящим молодым «Эмилем Ажаром». И в начале 1980 г. он решил покончить с Ажаром. «…Почему – вероятно, удивится кто-то – я готов был дать погибнуть источнику, который еще не иссяк во мне и продолжал приносить идеи и темы? Черт побери, да потому, что он мне больше не принадлежал. Теперь вместо меня мою фантастическую эпопею переживал другой. Материализовавшись, Ажар вытеснил меня из мифа… По правде говоря, я не думаю, чтобы полное «раздвоение» было вообще возможно. Слишком глубоко уходят корни литературных произведений, и как бы далеко ни вели их ответвления, какими бы несхожими они ни казались, им не укрыться от настоящего исследования».

Решение «покончить» с Ажаром, по-видимому, стало следствием разочарования в результатах мистификации – слава Ромена Гари пошла на убыль, а Ажар, существующий отдельно от писателя, процветал.

2 декабря 1980 г. Ромен Гари застрелился, сделав это весьма театрально. Накануне самоубийства он позвонил первой жене и сказал: «Я неправильно разыграл свои карты». Оставил записку: «Никакого отношения к Джин Сиберг. Ревнителям культа разбитых сердец обращаться по другому адресу». Кроме того, добавил: «Можно объяснить все нервной депрессией. Но в таком случае следует иметь в виду, что она длится с тех пор, как я стал взрослым человеком, и что именно она помогла мне достойно заниматься литературным ремеслом».

В общем, причины самоубийства до конца не ясны, но наиболее вероятным кажется предположение, что Гари хотел избежать старческого увядания, угасания своей литературной славы, он боялся дожить до того времени, когда голоса о том, что Ромен Гари исписался, станут совсем громкими (а он довольно наслушался подобных высказываний в период существования Эмиля Ажара). Правду о себе – и об Эмиле Ажаре – он рассказал в книге, которую написал в последний год жизни и которая согласно завещанию должна была выйти в свет через год после его смерти. Французы только тогда заметили, что обе фамилии (Гари и Ажар) в русском языке связаны образом огня: первая от «гореть», вторая от «жар».

А позже и Поль Павлович, наконец, написал свою книгу «Человек, которому верили» – историю одной из удивительнейших литературных мистификаций. Мишель Турнье, крупный французский прозаик, сказал: «Меня восхищает удача Гари. Он играл до конца».

ГАРШИН ВСЕВОЛОД МИХАЙЛОВИЧ

(род. в 1855 г. – ум. в 1888 г.)

Из мешка

На пол рассыпались вещи.И я думаю,Что мир —Только усмешка,

Что теплитсяНа устах повешенного.Велимир Хлебников

Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным.

А. Стругацкий, Б. Стругацкий

Даже те, кто никогда не читал рассказов Всеволода Гаршина (хотя представить это достаточно сложно – сказка «Лягушка-путешественница» известна всем) и не встречал портретов писателя, вполне могут представить его лицо по знаменитой репинской картине «Иван Грозный и сын его Иван». Илья Ефимович Репин писал убиенного царевича с Всеволода Гаршина, ища не внешнего сходства, но подчеркивая их общую обреченность.

Гаршина называли «Гамлетом сердца». С принцем Датским его роднило абсолютное и мучительное неприятие малейшей несправедливости, которое превращалось для писателя в постоянные, почти физические страдания. Сам Гаршин в конце своего одиннадцатилетнего творческого пути признавался: «Хорошо или нехорошо выходило написанное – это вопрос посторонний; но что писал я в самом деле одними своими нервами и что каждая буква стоила мне капли крови, – то это, право, не будет преувеличением».

Да и о каком преувеличении может идти речь, если 19 марта 1888 г. тридцатитрехлетний Всеволод Гаршин, страдавший серьезным душевным расстройством, во время очередного приступа бросился с площадки 4-го этажа в просвет лестницы одного из петербургских домов и через пять дней умер. Перед смертью он непрерывно повторял: «Так мне и надо».