И это притом, что в Заводоуковске не было призывного штаба. Чтобы попасть в штаб, будущая поэтесса прошагала более двадцати километров до районного центра Ялуторовска. Самым трудным препятствием на ее пути оказался мост через реку Тобол – стратегический объект, находящийся под усиленной охраной. Часовые задержали девушку, допросили ее, а потом… помогли добраться до военкомата.
Юлию Друнину направили в Хабаровск, в школу младших авиаспециалистов. В это время умер ее отец, она приехала домой на похороны, а после направилась в Москву. Там она сочинила историю о том, что «отстала от своих», и ее направили – наконец-то! – в пехотный полк: «Два с лишним года понадобилось мне, чтоб вернуться в дорогую мою пехоту». Она пришла на передовую сестрой милосердия. В 1943 г. в Белоруссии Друнина получает медаль «За отвагу» и страшное, почти смертельное ранение – «осколок застрял рядом с сонной артерией». Ей повезло – еще пару миллиметров, и поэтессы Юлии Друниной не было бы.
Ее признали негодной к военной службе и отправили в госпиталь, и там, в тыловой больнице в Горьковской области, ее «…впервые за всю войну потянуло к стихам. Впрочем, «потянуло» – не то слово. Просто кто-то невидимый диктовал мне строки, я их только записывала. Этот невидимый назывался Войной…».
Выйдя из госпиталя, она пыталась поступить в Литературный институт им. Горького, но получила отказ и вернулась на фронт, но уже с повышением – старшина медслужбы. Снова передовая – Белоруссия, Прибалтика, контузия и демобилизация – 21 ноября 1944 г. С фронта Друнина возвращалась с орденом Боевого Красного Знамени.
В октябре 1944-го, еще находясь в госпитале, Юля послала письмо парторгу Литинститута со своим стихотворением и просьбой дать на него рецензию. После демобилизации, в декабре она самовольно пришла в Литинститут и села в аудитории вместе со студентами. А потом «…прижилась и сдала сессию. На войне, как на войне». И еще: «…никогда я не сомневалась, что буду литератором. Меня не могли поколебать ни серьезные доводы, ни ядовитые насмешки отца, пытающегося уберечь дочь от жестоких разочарований. Он-то знал, что на Парнас[16]
пробиваются единицы. Почему я должна быть в их числе?» Юля взяла Парнас приступом.В институте она познакомилась со своим будущим мужем, поэтом Николаем Старшиновым. Он родился в Замоскворечье, был самым младшим, восьмым ребенком в семье. Николай начал писать стихи в 12 лет, занимался в литературной студии, а в 1941 г. был призван в армию. На фронте он был ранен, попал в госпиталь, и в 1944 г. его комиссовали. Старшинов вспоминал: «После лекций я пошел ее провожать. Она, только что демобилизованный батальонный санинструктор, ходила в солдатских кирзовых сапогах, в поношенной гимнастерке и шинели. Ничего другого у нее не было. Мне казалось, что это ее нисколько не смущало – она привыкла к такой одежде настолько, что не придавала ей никакого значения… По дороге мы взахлеб читали друг другу стихи – в Литинституте это было принято, считалось нормальным, – хотя многие прохожие посматривали на нас не только с любопытством, но и с удивлением.
Поскольку большинство стихов было посвящено войне, мы заговорили и о ней, о фронте. Потом перенеслись в довоенное время. И обнаружилось, что в конце тридцатых годов мы оба ходили в литературную студию при Доме художественного воспитания детей, которая помещалась в здании Театра юного зрителя.
Теперь нам было по двадцать лет. Она была измучена войной, бледна, худа и очень красива. Я тоже был достаточно заморенным. Но настроение у нас было высоким – предпобедным…»
Знакомство переросло в супружество, а в 1946 г. у второкурсников Юлии и Николая родилась дочь Лена. Маленькая семья ютилась в крохотной комнатушке в коммуналке и жила очень бедно, впроголодь. Дочка, тяжело переболев в первые месяцы, росла. У нее был хороший аппетит; если она обнаруживала на кухне плошку с варевом, предназначенным для соседского кота, то тут же съедала весь корм.
«Все трудности военной и послевоенной жизни Юля переносила стоически, – писал Николай Старшинов. – Я не услышал от нее ни одного упрека, ни одной жалобы. И ходила она по-прежнему в той же шинели, гимнастерке и сапогах еще несколько лет…»
В 1948 г. был издан ее первый сборник «В солдатской шинели», в который вошли стихи, написанные за годы фронтовой и послевоенной жизни. С этой книгой был связан курьез: из-за типографских правил Юлию попросили заполнить еще три страницы стихами или, наоборот, отказаться от публикации каких-то стихов. Но заполнить эти страницы ей было нечем, а выкидывать ничего не хотелось. И Николай Старшинов придумал выход – он дал ей свое стихотворение, которое как раз занимало недостающие три страницы. Книга получила доброжелательные отзывы, и критики особое значение придали именно старшиновскому стихотворению, отметив, что поэтесса находится в поиске. Разумеется, это произведение больше нигде не печаталось.