Это ЧП бросает тень на всю российскую музейную систему. Если в Эрмитаже не смогли предотвратить такую кражу, возникает вопрос: что творится в других музеях страны? Но только музейных работников в произошедшем винить нельзя. Ведь подавляющее большинство из них, по сути, оказались в шкуре пресловутого стрелочника, на которого сыплются все шишки — как заслуженные, так и нет. Да, Росохранкультура била себя в грудь: мол, в Эрмитаже пренебрегли результатами предыдущих проверок фондов и обнаруженными «недоработками», а «система учета в музее не соответствует современным техническим возможностям». Вот только почему-то чиновники «скромно» умолчали о том, что финансирование систем учета и хранения не позволяет ни одному музею в стране пользоваться этими самыми «современными техническими возможностями»… Чтобы организовать и отладить грамотную, не дающую сбоев систему защиты ценностей от пожаров и криминала, нужны не только время и энтузиазм, но и банальные деньги. А их-то как раз и не имеют российские музеи, по большей части располагающиеся в старых, ветхих зданиях, совершенно не предназначенных для хранения ценностей. Равно как не имеют и совершенных охранных систем, подходящих хранилищ, нормальных металлических рамок на служебном выходе, времени и средств для тотального фотографирования всех без исключения экспонатов. К тому же, в музеях большинство сотрудников — пожилые люди, которые не могут разобраться в системе электронных меток. Статистика неутешительна: ежегодно на материальную базу российской культуры не хватает 9,5 миллиарда рублей! Простите, но это уже, по сути, второй бюджет. Так стоит ли удивляться, что из Эрмитажа и других музеев воры время от времени тащат ценные экспонаты? Тот же М. Пиотровский сетует: строительство нового фонда-хранилища затягивается, недавно был введен в строй только один корпус (система охраны там в 100 раз лучше, чем в старом здании); инвентаризация ценностей и переход на электронную систему их учета движется черепашьими шагами. Ранее планировалось завершить эти работы к 2014 году, но Пиотровский настроен скептически: судя по нынешним темпам, на это уйдет более 70 лет.
А пока дело о краже из Эрмитажа тянется, Союз музеев России и Управление Роскультуры заговорили о «неадекватной реакции СМИ на данное происшествие». Это, мол, никакая не «кража века». Директора основных российских хранилищ произведений искусства полагают, что нынешний скандал, «музейный Чернобыль», хотят использовать в качестве средства для… приватизации музеев. В общем, ждем продолжения сериала.
ГОРЬКОЕ ЗОЛОТО СПОРТИВНЫХ ПОБЕД
Допинг-скандалы: новая сказка на старый лад
Проблема допинга в спорте — один из самых болезненных вопросов современности. Ведь использование стимуляторов, которые внесены Международным антидопинговым комитетом в список запрещенных, серьезно подрывает здоровье спортсменов, постепенно убивает их. И, тем не менее, чем дальше, тем большее количество «звезд» уличают в приеме таких веществ.
Скандалы, связанные с применением спортсменами допинга, все чаще будоражат публику в период проведения крупных соревнований и, естественно, олимпиад. Если верить статистике, то первая жертва на алтарь стремления к невозможному была положена еще в 1960 году, когда на XVII Олимпийских играх впервые был зафиксирован факт гибели спортсмена из-за применения запрещенных стимуляторов. Велосипедист из Дании К. Е. Йенсен открыл печальный список тех, кто в погоне за победой готов был пожертвовать собственной жизнью. Следующий громкий скандал грянул в 1988-м: в Сеуле, на XXIV Олимпиаде, канадский спринтер Бен Джонсон, который убедительно выиграл финальный забег на 100 метров, был уличен в использовании допинга; медаль он, в итоге, потерял, приобретя «взамен» дисквалификацию…
Следующий акт допинговой драмы начался в 2000 году. Нет, до этого времени в большом спорте тоже далеко не все было чисто и безоблачно. Просто дело в том, что особый размах подобные случаи приобретают именно во время проведения крупных международных соревнований; тогда-то все эти некрасивые истории доходят до обычных, далеких от спорта граждан.