500

Думаю, мы оказались в штате Мэриленд. Мы съехали с автострады возле череды прилепившихся друг к другу торговых складов и места для новой застройки под названием «Фоксвуд Чейз». Это был один из тех расчищенных бульдозерами участков леса, где дома возводились предельно быстро, где не осталось ни дерева, ни даже куста, и новые строения окружали единственный оставшийся от былой природы водоем, ныне походивший скорее на щебеночный карьер. Я видел пустые дома и пустые участки перед ними, что было совсем не редкостью в пригородах Ди-Си: сколько застройщиков потерпели крах, сколько домов попало под отказ в заселении. Город-призрак.

Жизнерадостный голос навигатора тем временем направил меня в проезд с воротами в конце. Уокер отклонился от пассажирского сиденья и помахал рукой перед маленькой видеокамерой на воротах. Дескать: «Сезам, откройся!» Мы подкатили к претенциозному мак-особняку:[31] колонны, трехъярусный вестибюль, спиралевидные кустарники — в общем, все по полной программе.

Дверь открыл молодой парень с комплекцией бодибилдера, весом не меньше ста двадцати кило — и притом с совершенно детским лицом с ямочками. На амбале была модная нынче майка-алкоголичка и бейсбольная кепка с эмблемой «Кливленд Индиане», ухарски сдвинутая набекрень. С Уокером они поздоровались как братаны — сперва столкнулись кулаками, а затем стукнули ими друг друга по спине. В меня же парень вперился нехорошим взглядом, весь напрягшись.

— Все нормально, Сквик, — успокоил его Уокер. — Ручаюсь.

После этого ямочки вернулись на место, словно показывая, что можно проходить.

Пожалуй, как и многие люди, я был жертвой предубеждений по поводу публичных домов. Я представлял себе этакий викторианский особняк в Новом Орлеане, элегантную, с остатками давнишней красоты мадам и множество всякой выпивки.

И чем больше я об этом думал, тем больше уверялся, что попал именно туда: обширное, чуть ли не на четыреста квадратных метров, белое помещение почти без мебели — только черные кожаные диваны да шестидесятидюймовая плазменная панель. Я ожидал, что окажусь в каком-то баре, где тусуется много народу, или в каком-нибудь стрип-клубе, где я мог бы сесть спокойненько в уголке и приглядывать за Уокером, сам при этом не делая ничего такого, за что бы впоследствии себя возненавидел. Но это оказалось заведение VIP-класса, и спрятаться тут было попросту негде. Мне ничего не оставалось, как занять место на диване.

Тут же у меня появилась соседка по дивану и, сразу вторгшись в мое личное пространство, представилась:

— Меня зовут Наташа. Я из Раши.

— Очень оригинально!

— Спасибочки!

И что мне делать с этой Наташей? У нее был фальшивый бриллиант «а ля Монро» — пирсинг на верхней губе, призванный навевать сходство с прелестной черточкой Мэрилин. У девицы вообще чересчур много было блесток — как в макияже, так и в том наряде, что я с большим преувеличением назвал бы платьем. Она сразу стала вести себя довольно развязно, но я не очень-то за себя опасался. Я мог бы, конечно, устроить сцену, разругаться с ней в хлам, но это был вовсе не тот случай, когда мне стоило разыгрывать комедию с лосем и белкой.[32] Неважно, что сказал мне Маркус, — я сам должен установить границу дозволенного.

К Уокеру между тем подкатилась молоденькая кореянка с маленькими хвостиками на голове, имени которой я не уловил. Она очень напоминала японскую мультяшную кошечку, и я даже мысленно прозвал ее «Хэлло, Китти». Обе девчонки явно лишь недавно прибыли в Штаты — только с корабля, так сказать, — от них еще несло чемоданами и коробками. В плане испорченности Китти было до Наташи не доплюнуть. Она казалась очень даже симпатичной девчушкой с простодушным личиком. К счастью, мне досталась девица, внушавшая лишь омерзение, ни малейшего соблазна! И когда соседка по дивану прохаживалась двумя пальцами левой руки по моему бедру, я изображал крепость, надежно закрытую от ее поползновений, и был уверен, что вполне могу справиться с этакой напастью, не пострадав ни телом, ни душой.

Так что я мог бы и успокоиться — если б не сидевший на кухне худосочный малый лет двадцати. Он не обращал никакого внимания на то, что происходило в гостиной (интерьер дома имел открытый план, благодатный и для обзора, и для эха). С мертвенным взглядом парень возвышался на табурете у кухонного островка, всецело поглощенный своим сотовым телефоном. Пальцами одной руки он безостановочно давил кнопки, другой же расковыривал на щеках угри. Всякий раз, как я старался не глядеть на этого парня, мобильник его в очередной раз что-то выдавал, и пацан оглашал весь дом визгливым, девчоночьим хихиканьем, от которого у меня волосы вставали дыбом. Хоть этот хлюпик и весил не больше пятидесяти килограммов, страху он наводил куда больше, нежели верзила Сквик.