7 футов над килем

Баталия меж тем разгоралась, и вот уже, теснимый неприятелем, снял с себя Ивашкин широкий ремень – память о славной «Коллективизации», и уже сверкнула над развратным Репеербаном надраенная краснофлотская бляха, но тут замигали огни, и подъехала полиция. Остановиться бы Ивашкину, опомниться, уж и шпана гамбургская скрылась, а вокруг одни полицейские, но куда там! Взбодрённый кирпичным напитком наступает Ивашкин на полицаев, выкрикивает обидное для всякого немца слово – «Сталинград», и свистит над головой латунная бляха. Вот уже и ТВ подкатило, запылали юпитеры, и повёлся прямой репортаж с театра военных действий. А на судне смотрят телевизор, и доктор делает первому помощнику инъекции.

В сей момент старший группы не выдержал и, вспомнив молодость, выкрикнул громко военно-морское: «Полундра!» Опешил на секунду Ивашкин, опустил ремень и тут же налетели проклятые буржуины, замкнули на запястьях браслеты крупповской стали, запихали пинками в гамбургский “воронок”, а друзей Ивашкина вежливо пригласили в другую машину.

Из полиции позвонили на судно и пообещали двоих отпустить, а Ивашкин пусть посидит в холодной, а то полицейские на него очень злы. Наутро же полиция обнаружила, что участок блокирован огромной толпой женщин, а над ними реют транспаранты: «Свободу русскому парню, вступившемуся за честь женщины!» и ещё много всяких в таком же роде. К тому же гамбургский женсовет послал бургомистру, или, как там он у них называется, целую петицию, что, мол, если Ивашкина не выпустят, так чёрта лысого его, бургомистра, изберут на следующий срок. Тот, понятное дело, струхнул, лично доставил Ивашкина на судно и чуть ли не хотел объявить его почётным гражданином вольного города, лишь бы с бабами не ссориться, но почётное гражданство наш консул отклонил. В пароходстве Ивашкину вежливо предложили: либо ты, зараза, будешь до пенсии болтаться в каботаже, либо вот тебе отличная характеристика и ступай-ка ты, родимый, на все четыре румба.

Жизнь и приключения Ивашкина продолжались…

Казус

На рыболовецком судне в рейс пошла докторша-дантистка, чтобы рыбаки флотилии могли радостно расставаться с зубами, не сходя на берег. Такое случалось и раньше, и всё как-то обходилось, но в этот раз стоматологиня оказалась писаной красавицей: длинные ноги, противотанковый бюст и все прочие прелести. В море лучше этого не видеть, если не уверен, что дотянешься. Люди опытные сразу смекнули, что добром дело не кончится. А девица оказалась ещё и недотрогой, и как за ней ни увивались, никому ничего не перепало. Решили, что она определила себя для капитана, но потом стали замечать, что и кэп день ото дня всё более мрачнеет, впадает в злобную меланхолию, и конечно, догадались о причине. Жизнь на судне пошла – хуже некуда. Капитан, слывший удачливым, сметливым рыбаком, плюнул на лов и принялся закручивать команде гайки. Начал он с того, что заставил штурманов стоять вахту в форме и при галстуках, а дело, между прочим, было в тропиках! Доведя придирками помощников до икоты, капитан отправлялся в машину и проделывал то же самое с механиками, потом перекидывался на палубную команду, навещал радистов и поваров. Через неделю народ стал всерьёз поговаривать о бунте, а упрямая девица знай выставляла коленки и фыркала на всех подряд. И тогда трое самых влиятельных на судне людей – старпом, стармех и первый помощник решили, что настала пора принимать меры, тем более что они, все трое, к тому же были ещё и партбюро.

Собрались дружно, но разговор поначалу не клеился: уж больно тема оказалась деликатной. Стармех пошептался с первым помощником и принёс бутыль разбавленного спирта. Выпили без радости, но средство подействовало, и начался обмен мнениями. Оказалось, что всех переполняет одно и то же чувство – оскорблённого мужского достоинства. Все они были людьми, немало поплававшими и повидавшими, но с такой ситуацией столкнулись впервые. Это как же можно, чтобы – никому? Даже капитану! Невиданное и оскорбительное хамство. И хотя спорили, долго ругались, каждый понимал – выход один: заставить девицу уступить капитану, иначе не останется ничего другого, как посадить их обоих в спасательный плотик и оттолкнуть от борта.

Решили дела не откладывать, прибрали на столе и послали за докторшей. Та явилась в короткой юбчонке и уселась, провокаторша, таким манером, что стармех замычал и отвернулся к переборке.

Некоторое время молчали, а потом первый помощник возьми и брякни: «Дочка, как ты понимаешь настоящую международную обстановку?» Старпом досадливо крякнул, а докторша нагло объяснила, что никакая она комиссару не дочка; если по возрасту, так он ей в дедушки годится, и, вообще, она таких родственников видела в гробу, и причём тут, между прочим, международная обстановка?