Для меня и для матушки накрыли на стол в спальне, где пахло щелоком. Стены были выбелены известью, а на камине, у зеркала, стояли дагерротипы г-на и г-жи Денизо и старый диплом учителя фехтования, разукрашенный трехцветными флажками. Я попросил, чтобы мою старую няню позвали завтракать вместе с нами. Но фермерша возразила, что у ее тетки уже нет зубов, что жует она медленно, привыкла есть одна и что если посадить ее за стол рядом с нами, то она будет стесняться.
Я отлично позавтракал яичницей с приправой из зелени, крылышком цыпленка в бульоне и куском сыра, выпил немного дешевого вина, и матушка посоветовала мне пойти погулять вблизи фермы.
Солнце начинало садиться, и его огненные стрелы дробились о спокойную листву деревьев. Легкие белые облачка неподвижно стояли в небе. Жаворонки пели, низко летая над полями. Какая-то неизведанная радость овладела моей душой. Я впитывал природу всем существом, и она воспламеняла меня упоительным жаром. Я кричал, я носился под деревьями, опьяненный, во власти того исступленного восторга, который вновь обрел потом у греческих поэтов, прославлявших пляски менад, и, подобно менадам, приплясывая, я размахивал жезлом-прутом, сорванным с куста молодого орешника. Топча траву и цветы, одурманенный воздухом и запахами, исхлестанный гибкими ветками, я бегал, как безумный.
Матушка окликнула меня, прижала к груди.
— Пьер, — сказала она, слегка встревожившись, — ты весь потный. Какой у тебя горячий лоб и как сильно бьется сердце!
XXXI. Первая встреча с римской волчицей
— Не может же он вечно сидеть дома и по целым дням бездельничать с Жюстиной, — сказала матушка.
— И читать все книги, какие попадутся ему под руку, — добавил отец. — Вчера я застал его погруженным в чтение руководства по акушерству.
Было решено отдать меня в пансион.
После долгих поисков отец нашел нечто подходящее: учебное заведение, которыми руководили священники и которое посещалось детьми из хороших семей. Эти два пункта имели большое значение для моих родителей, людей религиозных и питавших слабость ко всему аристократическому. Не желая расставаться со своим единственным ребенком, они не отдали меня на полный пансион, за что я буду благодарен им до конца жизни. Посылать же меня в школу приходящим — на два часа утром и на два вечером — они и не могли и не хотели. Матушка страдала в то время болезнью сердца, а Жюстине, занятой стряпней и уборкой, действительно некогда было провожать меня по два раза в день в такую даль и потом приходить за мной туда два раза. К тому, же родители опасались, что дома, без должного надзора, я не буду аккуратно выполнять заданные уроки. Опасение весьма основательное, ибо мне не так-то легко было бы усидеть за письменным столом, зная, что Жюстина в это время подготовляет на кухне наводнения и пожары или сражается в гостиной с Моисеем и Спартаком. Чтобы не отрывать меня от родных и все-таки приучить к строгой школьной дисциплине, меня отдали полупансионером. Жюстине было поручено отводить меня в восемь часов утра в училище св. Иосифа
[264]и заходить за мной туда в четыре часа пополудни.Училище св. Иосифа помещалось на улице Бонапарта, в старом особняке, имевшем весьма внушительный вид.
Не скажу, чтобы я восхищался его стилем или мог по достоинству оценить благородную каменную лестницу с перилами из кованого железа и большие белые комнаты с зеленоватым отсветом деревьев из сада, где г-н Грепине занимался с нами. Вкус у меня был еще не развит, и мне больше нравилась часовня с ее раскрашенной мадонной, с бумажными цветами в вазах под стеклянными колпаками и золотой лампадой, спускавшейся с синего, усеянного звездами неба.
Училище св. Иосифа служило подготовительной школой для коллежа X…, и малыши здесь не были, словно пескари щукам, отданы на съедение своим старшим товарищам, как это бывает в других учебных заведениях. Все мы были здесь одинаково маленькие, одинаково слабые, еще не успели стать злыми, а потому не слишком мучили друг друга. Учителя относились к нам снисходительно. Надзиратели были ребячливы, и это уничтожало расстояние между нами. Словом, если училище и не казалось мне таким уж приятным, то во всяком случае я не испытал в нем тех горестей, которым впоследствии предстояло омрачить мою школьную жизнь.