A&B

Она хихикнула и, улыбнувшись, поддалась.

«Один из сотен тех вечеров»

Он проснулся от сильной жажды. Кровать была вся мокрая от пота, а колотило его еще сильнее. За окном уже было светло. Даже слишком светло. Глаза резал ослепительный свет. Голова шла кругом, в глазах то и дело темнело, ноги ватные. Он слабо понимал, где находиться, и почему ему так плохо. Знал он только одно — он сильно хочет пить. И будучи не в силах побороть это желание, он заставил себя встать и спуститься вниз. Спуск был невероятно тяжелым. Держась за перила лестницы, он медленно спускался, боясь перевалиться за них. Тело слушалось плохо, и каждая ступенька давалась с большим трудом. Но, наконец, лестница, казавшаяся бесконечной, осталась позади, и в глаза ударил еще более яркий свет. От него Себ почувствовал тошноту, но, справившись с ней, продолжил путь на кухню. Снег давно прекратился. На улице все замело. Все белое — аллея, деревья, фонари, дома, скамейки и небо. Но впервые за долгое время оно не было затянуто грузными темно-серыми исполинами, а лишь легкими, словно вуаль, белыми облачками. Все вокруг сверкало и будто специально било по глазам. Всего на секунду задержавшись у окна, белобрысый шаркающей походкой пошел дальше к кухне. Дойдя до раковины, он, почувствовав очередное помутнение, оперся на ее край.

«Как же плохо…»

Трясущимися руками он открыл кран и жадно поглощал воду стакан за стаканом. Почувствовав, что напился, он подошел к шкафчику с аптечкой и, собравшись с силами, дотянулся до нее, извлек ее наружу, достал антибиотики, противовирусное и жаропонижающее, разом проглотил по таблетке каждого. Убирать аптечку обратно сил он в себе уже не нашел и оставил ее лежать на тумбе. Вдруг к горлу подступил очередной приступ невыносимой тошноты. Он зажал рот ладонью, спустя пару минут приступ ушел, но слабость стала еще больше. Ноги стали подкашиваться, а ощущения были как на американских горках — мотало из стороны в сторону. Еле-еле дойдя до дивана в гостиной, он упал на него. На нем лежали одеяло с подушкой, те, что он давал Хиро. У него удачно получилось упасть головой на подушку, и натянуть на себя одеяло не требовало много усилий.

«Еще немного и упал был на кухне…Как хорошо, что он не убрал одеяло на место»

— Опять заболел? — Этому вопросу Хики всегда придавала странный раздраженно-усталый тон, словно дальше должно последовать — «Тебе не стыдно?». Будто он специально взял и заболел.

14 лет. Он так же лежит на этом диване, закутавшись в одеяло.

— Ага.

— Ну что же это такое? Ты же только поправился! Что у тебя за организм такой? Стоит кому рядом чихнуть и все — температура, сопли, кашель. Как ты до четырнадцати с ним дожил-то?

Сил ответить на это у него не было. Да и что можно на это ответить?

— Ладно, что поделаешь? Будем лечиться.

На какое-то время она пропала с поля зрения, а после, вернувшись, сунула ему лекарства, стакан воды и градусник. Возражения не принимались, потому Себ покорно делал все, что она требовала, как бы неприятно ему не было. Мерзкий вкус у сиропа от кашля? Пил, хоть и тошнит. Градусник холодный, как кусок льда? Неважно, температуру, так или иначе, нужно измерить. Так и терпел он всю эту экзекуцию. И после всех мучений, она нырнула к нему под одеяло и крепко прижалась к нему, уткнувшись в его грудь носом.

«Такая теплая»

— Заразишься, глупая. — Он попытался ее оттолкнуть.

— Ну и что? Лечить-то тебя как-то надо! Вот и лечу, как умею.

— Я не хочу, чтобы ты заболела.

— Слушай, мы же семья?

— Не понимаю, как это к ситуации относится…

— Семья или нет?

— Ну, семья…

— Значит, у нас все общее?

— Получается, так.

— Значит, и бактерии общие! Так что не ворчи. — Она прижалась еще сильнее.

— Хорошо. — Он обнял ее, уткнувшись в ее мягкие волосы, пусть они и щекотали нос, и лезли куда ни попадя.

— Себ…

— Что?

— Давай, через пятьдесят лет ты так же меня обнимешь?

— Я бы с радостью, но мои шансы до тридцати дожить-то крайне малы, а через пятьдесят лет мне будет аж шестьдесят четыре года.

— И что?

— Маловероятно, что я смогу через пятьдесят лет тебя обнять.

— Ничего не знаю. Ты у меня и до семидесяти доживешь.

— Это вряд ли.

На этих словах она, разозлившись, решила спакостить — засунула ему мизинец в ухо.

«Фу! Фу! Фу!»

Он задрыгался, словно рыба на суше, пытаясь прекратить это наказание, но она крепко держала его и не давала вывернуться. Несмотря на свои мерзкие ощущения, ему было весело.

— Прекрати. — Он смеялся, — Хватит! Неприятно же!

— Обнимешь через 50 лет?

— Ладно! Ладно! Только прекрати.

— Вот так бы сразу.

Она победно зыркнула на него, вынула палец и брезгливо вытерла его о краешек его футболки.

— Ненормальная. — Он улыбался, глядя на нее.

— Кто бы говорил…

Пару секунд они просто смотрели друг на друга, а после лицо Хики изменилось. Сначала взгляд ее упал на его волосы, после, задумавшись ненадолго, она, слегка сощурившись, посмотрела на него.

— Чего?

— Я тут подумала… Получается, и мне через пятьдесят лет будет шестьдесят четыре…

— Удивительно, да?