A&B

Белобрысый вышел, громко захлопнув дверь, и такси поехало к дому Араки. Долго ехать не пришлось. Расплатившись, Араки вылез из машины. Снег и не думал прекращаться, а разбушевался еще яростнее, теперь к нему присоединился промозглый ветер. Эта парочка точно сводила с ума сейчас весь город. Многие отложили все свои планы о вечерних прогулках, походах в магазин или бог весть знает куда. В такую погоду люди предпочитают сидеть в теплых домах, завернувшись во что-нибудь мягкое, например, в плед, и пить что-то горячее, вроде какао, но точно не бороться со стихией на темных улицах. Араки тоже поспешил зайти домой, но там было немногим теплее. Отопление в этой квартире всегда было никудышное. Потому, сняв только ботинки, а куртку даже не расстегивая, он прошел вглубь квартиры и выкатил на середину комнаты большой обогреватель. Такой же древний, как и квартира. Он подключил его к розетке, поставил чайник и стал ждать, пока в квартире станет хоть чуть теплее. Минут через десять он снял куртку и пошел пить чай. Делал он все чисто механически, не задумываясь ни на секунду. Помыл руки под краном, вытер полотенцем, подошел к чайнику. Заварка, сахар, кипяток. Один из двух дряхлых стульев рядом со столом. Это — его стул, напротив — его отца. Так было заведено, он всегда садился сюда. Не спеша он выпил горячий чай, отметив про себя, что как никогда раньше ему хотелось бы поболтать с кем-нибудь. С кем угодно, но он был один. Что-то сжалось в груди. Не обращая на это внимания, он решил пойти переодеться в домашнее. Большой шкаф в гостиной был забит разным текстилем, в основном постельным бельем, скатертями, занавесками, но были две полки, выделенные отдельно для домашней одежды. Верхняя — Араки, нижняя — отца. Причем, касалось это только домашней одежды, обычная одежда хранилась у них в разных шкафах. Так тоже было заведено. Что-то вновь сдавило внутри.

«Почему так пусто?»

Он смотрел на полку отца, на ней лежали аккуратно сложенные пара брюк, майки, футболки и свитер. Все вещи такие старые и заношенные, что смотрелись словно ветошь. И все равно они отдавали чем-то близким, родным, знакомым. Он взял в руки свитер, который лежал наверху стопки, и сжал его в руке. Несмотря на старость, он был теплый и мягкий и мог бы послужить своему хозяину еще немного.

«Мог бы побыть еще немного рядом»

По щекам покатились слезы. Он кинул свитер обратно на полку и пошел в комнату отца. В детстве ему было запрещено в нее заходить. Отец сильно ругался, стоило ему застать в ней Хиро. Особенно, если рядом с письменным столом. Там ведь куча документов, не дай бог ребенок что-то испортит. И Хиро все детство мечтал, как станет главой семьи и будет ходить, куда ему вздумается. Повзрослев, он тоже не заходил в комнату, и из уважения, но скорее по привычке. И вот, он — глава семьи. И единственный ее член. Мечты имеют свойство сбываться и иногда мучительным образом.

Так долго и так сильно он не плакал никогда в жизни.

«21»

Белобрысый не помнил, как заходил в подъезд, как открывал входную дверь, как разувался и снимал пальто, и как завалился в кровать. Все, что осталось в его памяти об этом вечере — сильный снегопад за окном, подсвечиваемый теплым светом фонарей с аллеи. Завораживающее зрелище. Снежинка за снежинкой. Температура под сорок, сильная дрожь, бредовое состояние.

«Ты в восторге да, Хики? Первый снег в этом году»

— Конечно, я в восторге. Ты посмотри на него! Какая красота!

Она стояла в зале. Почти полная темнота, если бы не маленькая лампа рядом с барной стойкой, ничего, кроме улицы, не было бы видно. Совсем еще детские черты лица, но уже не ребенок. Такой возраст — 13 лет. Только начавшая появляться женская талия, хрупкие плечи, тоненькие ноги, длинные темные волосы до бедер. Одета она была в спальный комплект: белая свободная рубаха и короткие розовые шорты. Вот так стоящая спиной к нему и смотрящая заворожено на падающий снег она казалась еще прекраснее. Блики фонарей отражались в ее рубиновых глазах. Он встал рядом, чуть касаясь своим плечом ее плеча. Ему тоже 13. Она повернулась к нему и улыбнулась. Как вокруг тепло, и где эта гнетущая пустота? Будто не было этих лет одиночества…

— Если ты вдруг думаешь, что сможешь отмазаться от катания на лыжах завтра, то сильно ошибаешься. — Голос ее был мягкий и такой приятный.

— Я и не надеялся. Каждый раз одно и то же. Я начну сопротивляться, ты устроишь скандал, и мы все равно едем на них кататься. Раз исход известен заранее, сопротивление можно пропустить.

— Позиция последнего ленивца.

— Позиция экономящего силы и время человека. И вообще, что такого в этом снеге? Это же просто замороженная вода, но стоит ему пойти, ты с ума сходишь.

— Слушай, дай подумать. — Она прищурилась и усиленно делала вид, что думала о чем-то. — О! Вспомнила! Ведь он же белый!

— И что, что белый?

— Это мой любимый цвет!

— Правда? И почему же?

— Даже не знаю. На лист бумаги смахивает, — сказала она и уставилась на волосы Себастьяна.

— Пошли, «листик» хочет спать. — Он потер один глаз, громко зевнул, и, взяв ее за запястье, слегка потянул.