Поэтому теперь он был абсолютно, неожиданно, фантастически счастлив. И даже Полина не мешала этому его счастью. Просто была не в силах помешать. Даже то, что она и сейчас что-то без конца говорила, как обычно. Он научился отключать звук. Даже не отключать, а настраивать. С одной стороны, он слышал сейчас абсолютно все: вот машина проехала под окном, вот ветер гуляет в редкой листве, вот Павлик чавкает, а Дядя Федор предлагает пойти искать клад. Только частотный регистр звуков голоса Полины выключен. Разумеется, он вернет настройки в исходное положение, когда ему будет необходимо войти с ней в коммуникацию. Просто щелкнет воображаемым тумблером. Можно сказать, что он Полину не любил, но нельзя сказать, что в нем был хоть намек на какие-то негативные оттенки чувств по отношению к ней. Чувства были, но обесцвеченные и безвкусные, как крекер, который сейчас жевал Платон… И, конечно же, речи о том, чтобы расстаться с ней, не было. Во-первых, он был невероятно благодарен ей за счастье отцовства. Во-вторых, с его рискованной и непредсказуемой работой, для Павлика был просто необходим запасной вариант. Случись что с Платоном, он должен знать, что рядом с сыном находится родной человек, который его не оставит. Ну и, наконец, при всех своих недостатках, Полина была не самой плохой матерью. По крайней мере, за няней, которая вот-вот должна была прийти, она следила вполне сносно.
Платон взглянул на часы. Пора возвращаться в реальность. Он мысленно вернул все настройки звука на место, комната тут же наполнилась голосом Полины.
– …И я такая ей говорю: дура, тебя же надули. Это не «Гуччи», а китайская подделка. Уж я-то на этом собаку съела. На первый взгляд различия не видны. Надо смотреть знаешь где?
– Где? – Платон изобразил живой интерес, словно он слышал историю с самого начала. С его неоконченным актерским образованием это не составило особого труда.
– Подкладка! – Полина сделала драматическую паузу, как бы давая Платону осознать всю невероятность полученной информации.
– Не может быть!
– Подкладка и швы! Точно тебе говорю. Но там тоже надо знать нюансы! В общем, она три недели выполняла все его прихоти, даже не буду рассказывать тебе все подробности… Скажем так, китайская подделка и «ролексы» – это все, что она себе насосала…
– Полина!
– Да он ничего не понимает и не слышит, весь в мультиках. Еще надо проверить, «ролексы»-то настоящие или…
– Все, мне пора!
Раздался спасительный звонок в дверь. Няня пришла. Платон вновь посмотрел на циферблат. На полчаса раньше.
– Кто там?
– Откройте! – донесся из-за двери совсем не нянин мужской голос.
– Кто там? – повторил Платон, чувствуя неладное. Человек, который всю жизнь ждет подобного визита, редко ошибается в выводах, когда его черед таки настает. Он резко обернулся назад и посмотрел на Павлика. Тот неотрывно смотрел в айпад.
– Откройте, полиция!
2
– Дружба – это всё. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья. Никогда это не забывай.
Начало конца. Так впоследствии назвал этот период Платон. Именно тогда он допустил этот непростительный промах, который стал причиной вереницы дальнейших событий. Доминошка за доминошкой валились, цепляя и увлекая за собой все вокруг. Впрочем, череда катастрофических ошибок и просчетов в итоге привела, кроме всего прочего, к появлению Павлика, и Платон не мог оценивать этот этап своей жизни исключительно с негативной стороны. И между тем…
Тогда в голове Платона родилась неплохая, как ему показалось, идея… Надо сказать, в своей работе он нередко опирался на изобретения своих зарубежных коллег, внимательно изучал историю, адаптировал мировой опыт под российскую реальность. Но иногда на него нисходило вдохновение – и рождалась оригинальная затея. В такие минуты он чувствовал себя скульптором. Перед ним возвышалась каменная громадина, от которой предстояло отсечь все лишнее. Но прежде чем приступать к работе, до того, как хвататься за молоток, необходимо было прорисовать в голове мельчайшие детали, четко осознать замысел. Это было и гораздо интереснее – сделать что-то с нуля, создать нечто свое, и амбициознее, чем заниматься просто копированием (нельзя сказать, что Платон уж совсем не мечтал оставить след в истории). Амбиции – важнейший ингредиент в рецептуре приготовления человека. Стоит забыть его добавить, и самый невероятный талант протухнет в мастеровой рутине или вовсе не разовьет свой дар. А перестараешься, кинешь амбиции в котел личности сверх меры – тоже пиши пропало. Жажда славы не даст сосредоточиться на деле, эфемерный газ успеха просочится в каждое творение и испортит его. У Платона с дозировкой амбиций был полный порядок.