А что это я здесь делаю? Путь журналиста

В музее острова Эллис я видел снимки набитых людьми кораблей, прибывавших в Америку. Но я все равно не могу себе представить, что чувствовала она, впервые увидев статую Свободы. Ей было семь лет, и она была самой младшей из семи сестер. Они с матерью прибыли в Штаты на пароходе «Аравия», а был ли с ними их отец, я точно не знаю. Шел 1907 год. Что мог знать о проверке у офтальмолога семилетний ребенок? Наверное, она и не знала, что за болезнь со странным названием ищут доктора. А они искали трахому.

Это очень заразное заболевание глаз часто возникало при большом скоплении народа в антисанитарных условиях. Нередко оно приводило к слепоте, и доктора обнаруживали его по небольшим узелкам на внутренней поверхности века. Но, наверное, семилетняя Шейн Гитлиц знала все, что ей нужно было знать в ее положении: если она не пройдет проверку, ее отправят обратно в Россию.

Как мне объяснить сегодня моим сыновьям, которым восемь и девять лет, через что ей пришлось пройти? Наверняка в ее голове роились тысячи мыслей. А что, если мои мама и сестры пройдут проверку, а я – нет? Что будет тогда с нами? Наверняка это было очень тяжело для нее, так же, как и для них. Никто не мог предугадать, что их ждет. Теперь-то мы все знаем. Тех, кто не прошли проверку и были отосланы обратно в Европу, через несколько десятилетий ждало худшее. Сотни евреев из Коломии – города, который в те времена принадлежал Австро-Венгрии, а сейчас принадлежит Украине, того самого города, из которого уехал мой отец, – в 1941 г. были арестованы и уничтожены нацистами. Еще четырнадцать тысяч были сосланы в концлагерь Бельцег.

Не знаю, было ли для семьи моей матери праздником, когда выяснилось, что все они прошли осмотр, или они лишь испытали облегчение. Шейн Гитлиц, прибыв в Бруклин, превратилась в Дженни. Арон Зайгер, прибывший в Америку шестнадцатью годами позже, в 1923 г., на пароходе «Миннекада», превратился в Эдди.

Эдди снял комнату в том же самом доме, где жила семья моей матери. Так они и познакомились. У них не осталось ни одной свадебной фотографии. Единственный факт, который сохранился для истории от дня их свадьбы, – Эдди и Дженни посетили в этот день постановку «Нет, нет, Нанетт». Думаю, это имеет большее значение для фанатов New York Yankees: владелец Boston Red Sox так мечтал скорее поставить эту пьесу, что продал Бейба Рута[10]

Yankees.

Дженни и Эдди поженились в 1927 г. Через год Дженни родила сына. А потом обрушилась Депрессия – причем со всех сторон сразу. Их сын, Ирвин, был очень одаренным ребенком. Помню, что мне рассказывали, как Ирвин еще совсем маленьким начал осваивать программу второго класса. В его свидетельстве о смерти указано, что он умер в четыре года. Я даже не могу представить, что было с моими родителями. Ирвин пожаловался, что у него болит живот, но они не успели вовремя отвезти его в больницу, и он умер от аппендицита.

Я родился на следующий год – 19 ноября 1933 года. Я ни разу не видел в доме фотографий Ирвина. Родители никогда не говорили о нем. Потрясение от его смерти выражалось по-другому. Когда мне было три года, я почувствовал себя плохо, у меня разболелось ухо. Я помню, как сидел на заднем сиденье автомобиля, а отец орал шоферу: «Быстрее, быстрее!»

Мои родители вложили всю жизнь в нас с братом. Мать защищала нас сверх всякой меры. Если бы она когда-нибудь написала книгу, то обязательно назвала бы ее «Одевайтесь потеплее». Отец днем и ночью трудился в баре, чтобы как-то подняться и осуществить свою мечту – переехать в Бенсонхерст. Ах, Бенсонхерст! В пяти минутах от Кони-Айленда! Рядом с морем! Такая тогда была жизнь. В те времена переезд из Браунсвилла в Бенсонхерст[11] был равнозначен разнице между годовым доходом в пять и шесть тысяч долларов. И все-таки он оставался мечтой.

Мой отец так и не попал в Бенсонхерст. Вместо этого был ПёрлХарбор. Не знаю, как отреагировала мать на его решение пойти добровольцем после нападения японцев. Все равно это не имело значения. Отца не взяли на фронт по возрасту. Поэтому он продал бар и предложил свои рабочие руки истинного патриота оборонному заводу в Нью-Джерси. Говорят, он упал и умер, не успев досказать какой-то шутки своим товарищам по цеху.

Через две недели после того появления полицейских у нашего подъезда семью ждал новый удар. Умерла бабушка – мать моей матери. Дженни Зайгер в 43 года осталась совсем одна: домохозяйка с двумя детьми. Эдди не оставил никаких сбережений.

По иронии судьбы вскоре после смерти отца его мечта обрела реальность. Одна из сестер матери помогла нам найти маленькую квартирку на чердаке в Бенсонхерсте. Арендная плата составляла, кажется, 34 долл. в месяц. Была лишь одна маленькая проблема: у нас не было доходов, из которых мы могли бы платить за жилье.