А кто я теперь

— Когда представление окончено, — сказала Лидия, — то все, что вы там себе ни выдумали про Гарри, — все исчезает как сон.

— Не верю, — сказала Элен.

— Знаю, что поверить трудно, — согласилась Лидия.

Тут Элен вдруг обиделась.

— А зачем вы это рассказываете мне? — спросила она. — Даже если это чистая правда, мне-то какое дело?

— Я… я не знаю, — Лидия явно пошла на попятный. — Мне… просто показалось, что вам это будет интересно.

— Ни капельки, — сказала Элен.

И вот подошла премьера. Мы показывали спектакль три вечера подряд — в четверг, пятницу и субботу, и все зрители были прямо-таки сражены наповал. Они ловили каждое слово, верили всему, что происходило на сцене, и когда малиновый занавес пошел вниз, их можно было тепленькими везти в желтый дом следом за Бланш, увядшей сестрицей.

В четверг девушки из телефонной компании прислали Элен двенадцать алых роз. Элен вышла на вызовы к краю сцены, взяла розы и выбрала одну — для Гарри. Но когда она обернулась и протянула ему розу, Гарри уже исчез. Это была дополнительная сценка под занавес — девушка, протягивающая розу никому, в никуда.

Я пробежал за кулисы, отыскал ее — она все еще сжимала в руке эту розу. Букет она куда-то забросила. В глазах у нее стояли слезы.

— Что я ему сделала? — спросила она меня. — Разве я его чем-нибудь обидела?

— Да нет, — сказал я. — Это у него такая манера. Как только спектакль кончается, Гарри удирает со всех ног.

— А завтра он тоже исчезнет?

— Не снимая грима.

— И в субботу? — спросила она. — Он же должен остаться на банкет — банкет ведь для всей труппы?

— Гарри в жизни не ходил на банкеты, — сказал я. — После того, как дадут занавес в субботу, никто не увидит Гарри до понедельника, когда он придет на работу в свою лавку.

— Какая жалость! — сказала она.

В пятницу Элен играла намного хуже, чем в четверг. Видно было, что она думает о чем-то другом. Она видела, как Гарри убежал после поклонов. И не сказала ни слова.

Зато в субботу она превзошла самое себя. Как правило, темп задавал Гарри. Но в субботу ему пришлось поднажать, чтобы угнаться за Элен.

Когда занавес опустился после всех вызовов, Гарри собирался смыться, но ничего не вышло. Элен не отпускала его РУКУ.

— Ну, мне пора идти, — пробормотал он.

— Куда? — спросила Элен.

— Э-э… домой, — сказал он.

— Прошу вас, пожалуйста, пойдемте со мной на банкет, — сказала Элен.

Гарри ужасно покраснел.

— Боюсь, что для банкетов я не гожусь, — сказал он.

Куда девался Марлон Брандо! Язык его не слушался, сам он стал робким и перепуганным — словом, он стал тем Гарри, каким всегда был в промежутках между пьесами, — и это знал весь город.

— Хорошо, — сказала она. — Я вас отпущу. Но сначала дайте мне одно обещание.

— Какое? — спросил он, и я подумал, что если она сейчас отпустит его руку, он выскочит в окно.

— Я хочу, чтобы вы обещали подождать здесь, пока я принесу вам подарок.

— Подарок? — повторил он, окончательно впадая в панику.

Он дал слово. Без этого она бы не отпустила его руку. И он с несчастным видом стоял на месте, пока Элен ходила в гримерную за подарком. Пока он дожидался, все подходили и подходили к нему, повторяя, что он замечательный актер. Но поздравления его не радовали. Он хотел одного — выбраться отсюда, и поскорее.

Элен вернулась с подарком. Она принесла маленькую синюю книжечку с широкой алой лентой вместо закладки. Это был Шекспир — «Ромео и Джульетта». Гарри не знал, куда деваться. Бму удалось выдавить из себя только «спасибо».

— Я тут отметила мою любимую сцену, — сказала Элен.

— М-м-м, — сказал Гарри.

— Вы не хотите посмотреть, какую сцену я больше всего люблю? — спросила она.

Пришлось Гарри открыть книжку там, где была алая лента. Элен подошла к нему совсем близко и прочла слова Джульетты:

«— Зачем ты здесь и как сюда проник? Ограда неприступно высока, за ней же — смерть, коль кто-то из родных тебя узнает».

Она показала на следующую строчку:

— Ну-ка, взгляните, что отвечает Ромео.

«— Крылатая любовь перенесла меня через ограду, — громко прочел он своим обычным, будничным голосом. Но вдруг он весь преобразился: — Для любви нет стен неодолимых; любовь — всегда дерзанье, и она преград не знает. Всей твоей родне меня не удержать», — прочел он и выпрямился и стал на восемь лет моложе, стал смелым и радостным.

«— Но если они тебя увидят — то убьют», — сказала Элен и потихоньку повела его за кулисы.

«— Увы! Твои глаза опасней сотни шпаг», — сказал Гарри.

Элен повела его к служебному выходу.

«— Взгляни поласковей, и все враги на свете со мной не сладят», — сказал Гарри.

«— Я все бы отдала, чтобы они тебя не увидали», — сказала Элен, и это были последние слова, которые до нас донеслись.

На банкет они не пришли. Через неделю они поженились.

Видно было, что они очень счастливы, хотя по временам проскальзывало что-то странное — все зависело от пьесы, которую они читали вместе в это время. Как-то я зашел в телефонную контору — машина опять выписывала идиотские счета. Я спросил Элен, какие пьесы они с Гарри читали в последнее время.