А рассказать тебе сказку?..

«Хватит квасу!» — вдруг, сам того не ожидая, говорит Саша Афанасьев. Линейка взмывает ястребом. Руки убирать нельзя — хуже будет. «На колени!» — приказывает отец Иван. Мальчик плетется в угол. По сырому полу тянет холодом. Стоять придется долго — час, а если позабудет про него отец Иван, то и два.

Афанасьев стоит на коленях, лицом к грязной, некрашеной стене. Он вдруг вспомнил, что глагол «кватио» означает — бить, мучить. Вылез из щели веселый рыжий таракан, подмигнул мальчику, сказал что-то по-тараканьи, пошевелил усами и пополз вверх. Афанасьев печально провожает его глазами.

Ноют колени. Однако на этот раз еще повезло: отец Иван позабыл бросить на пол пригоршню гороха. Холод пробрался под рубашку, Афанасьева познабливает. Он думает о чем-то, чтобы время бежало быстрее, и дремлет одновременно. Наверно, мечтает о несбыточном, как все дети; сочиняет сказку. Вот пролетят гуси-лебеди, подхватят его, унесут. Отец Иван глянет в угол, а там пусто.

Священников в Боброве двое, и оба — отцы Иваны. Ребят посылают учиться если не к одному попу, так к другому. Улетать некуда.

Отцы Иваны всячески стараются «сокрушать личность»; заставляют учеников бить друг друга по лицу, таскать за волосы, отправляют виновного гулять по улицам в вывернутой наизнанку шубе или кладут его на пол у самой двери, чтобы остальные через него перешагивали. Ребята подрастают и трусливые, и жестокие, на ведьмином пиршестве их можно и в печь, и за стол с гостями.

Святые отцы перешагивают на глазах у ребят через любовь к ближнему, добро, скромность, о которых сами же без конца твердят и на уроках, и в церкви. Дерут три шкуры за панихиду, за крестины, обманывают, пьянствуют, И это тоже «сокрушает Личность». Афанасьев вспоминал, что поповская жадность, притеснения мужиков-прихожан не были для детей добрым примером.

Дети знали сказку про попа, который согласился хоронить по-христиански мужицкого пса. Старый пес рыл лапами землю и выкопал котелок с золотом. Когда пес помер, мужик пришел к попу и сказал: «Батюшка, у меня помер кобель и отказал тебе пять тысяч денег, чтобы ты похоронил его по обряду». Поп согласился. Узнал про это архиерей и, посадил попа под арест. А мужик к нему: «Так и так, помер у меня кобель и отказал вашему преосвященству десять тысяч денег и батюшке пять». — «Да, братец, я слышал про то и посадил попа под арест, зачем он, безбожник, как нес кобеля мимо церкви, не отслужил по нем панихиды».

Попы выходили в сказке самыми большими безбожниками.

Еще рассказывали якобы не сказку, а быль: про попа который, чтобы отобрать у мужика деньги, натяну на себя свежую козлиную шкуру и прикинулся чертом. Мужик отдал ему деньги, поп не смог содрать с себя шкуру — она приросла к телу.

Эта история, которую передавали вначале как достоверную, понемногу превратилась в сказку. Четверть века спустя Афанасьев получит ее в записи и, после долгой тяжбы с цензурой, сумеет поместить в свое издание сказок.

История про «попа рогатого» пошла гулять в народе незадолго до восстания декабристов. В Петербурге огромные толпы сходились то к Казанскому собору, то к Невскому монастырю, — говорили, что там будут показывать попа в несдираемой козлиной шкуре. Люди верили: хоть один-то поп должен быть наконец награжден козлиными (а может, чертячьими?) рогами, бородой и копытами!..

Ребята учились у отцов Иванов не правилам российской и латинской грамматики, в которой батюшки и сами не были сильны, — учились жестокости, обману и стяжательству. Эта «наука» вытравляла из детской души мечту о белых птицах, которые прилетят когда-нибудь, подхватят, унесут.

Но не всякий хотел расставаться с мечтой…

Умение «дорожить собой»

Скоро Афанасьев понял, что справедливость с неба не падает и белые птицы ее не приносят, — за нее надо бороться самому.

В Воронежской гимназии, куда его определили продолжать ученье, воспитывали по всем правилам старинной школьной науки — розгой. Из окон класса всякий день открывалась одна и та же картина: через двор идет инспектор, за ним сторож, а следом толпа гимназистов, которых ведут в канцелярию — сечь. При гимназии дежурили солдаты. Это были опытные мастера, они секли умело и беспощадно.

По гимназическому уставу порка полагалась только в трех низших классах. Но устав часто нарушали. Никто не жаловался. Никто не возражал. Пороли не только в Воронежской гимназии, по всей России хозяйничали розга, шпицрутен, кнут.

Афанасьева высекли однажды в третьем классе за то, что свистнул на уроке.