А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

Теперь, с расстояния почти столетия, можно лучше понять философа. Именно теперь ясно, что, когда он писал о победе Москвы, он не имел в виду внешнюю победу, т. е. торжество Москвы как политического и административного центра России. Помимо эмпирического бытия Москвы существует еще Москва как идея, как третий Рим, как средоточие русской жизни, как духовный символ – некий таинственный звук, в котором, по словам великого классика, так много «для сердца русского слилось». Сегодня, как и прежде, Москва притягивает к себе русских людей не только из разных уголков России, но и волею судеб оказавшихся вдали от нее. Поэтому эти рассуждения Андреева – не что иное, как его славянофильское кредо.

Отношение профессора Московской духовной академии П. С. Казанского к богословию а. С. Хомякова

При жизни А. С. Хомяков – главный идеолог и отец-основатель славянофильства – не имел контактов с Московской духовной академией. «Хомякова наша академия знает почти иcключитeльнo по его писаниям», – свидетельствует Андреев[726]

, хотя все-таки одна личная встреча видного славянофила с представителем академической корпорации профессором Петром Симоновичем Казанским – известным историком древней Церкви – имела место в 1860 году.

О ней профессор Казанский в письме своему брату архиепископу Платону писал:

В Обществе любителей российской словесности в Москве <…> Хомяков <…> говорил о духовенстве, что оно не способно взять на себя инициативу в делах цивилизации. <…> И партия защитников старого порядка, и партия преобразователей чувствуют, что для их опоры нужно духовенство, каждая своими мерами хочет привлечь его на свою сторону и заставить служить их идеям. Большого труда мне стоило растолковать, что вера Христова с ее учением не должна быть орудием только и работным средством цивилизации и гражданских идей. Напротив, цивилизация должна служить к ее распространению и утверждению в сердцах. Как высшая потребность человека, как важнейший долг человека, она есть главное, и подчинять ее гражданским целям – то же, что подчинять душу телу[727].

Первые отклики академической профессуры на статьи Хомякова были более чем сдержанными. Это и неудивительно. В то время сфера богословского знания, образования, а тем более богословской мысли, всецело находилась в руках представителей духовного сословия – если и не имевших священного сана, то по своему происхождению и образованию принадлежавших к этому чрезвычайно замкнутому сообществу, отделенному от других сословий, в том числе и дворянского, резкими границами. Достаточно сказать, что даже великий светоч аскетической жизни и мысли святитель Игнатий (Брянчанинов) в течение почти всей своей жизни воспринимался представителями духовного сословия как чужой. Его выдающиеся труды подвергались острой критике на том основании, что он не имел духовного образования, т. е. не прошел той школы богословской схоластики, которая царила в духовных академиях и семинариях. Впоследствии протоиерей Георгий Флоровский в своей знаменитой книге «Пути русского богословия» подверг резкой критике схоластический метод как заимствованный из западных, в основном католических школ. К сожалению, в течение почти всего XIX века схоластика господствовала в богословских школах России, представляя серьезное препятствие для органичного развития православной мысли.

Андреев так объясняет настороженное отношение, с которым в академии встретили идеи Хомякова и его попытки самостоятельного богословствования: