Читаем А. С. Пушкин в воспоминаниях современников полностью

Социальная репутация учитывалась либеральными и демократическими кругами. Она проникла не только в мемуары Полевого, — она оставила след в дневнике либерально мыслящего чиновника Никитенко и на какое-то время отразилась в сознании Белинского. И Полевой и Белинский считали, что она была одной из основных причин охлаждения к Пушкину читательской аудитории.

Это было неверно, хотя самое охлаждение было фактом. Читательская публика не успевала за стремительным развитием поэта, опережавшего свое время; в 1830 году, когда вышел «Борис Годунов», Пушкин для нее оставался «певцом Руслана» и «Кавказского пленника». «Борис Годунов», последняя глава «Онегина», «Повести Белкина», большинство лучших стихов первой половины 1830-х годов не имеют успеха. Совершенное равнодушие встречает «Историю Пугачева» и «Анджело». Критика, прежде почти безусловно доброжелательная, сейчас делится на лагеря; нападки идут со страниц самой читаемой газеты — ежедневной, почти официальной «Северной пчелы», популярного и авторитетного «Московского телеграфа»; мнение об «устарелости» Пушкина разделяют втайне даже бывшие союзники — «любомудры», ищущие «поэзии мысли» в других, новых поэтических образцах.

Чем бы ни определялось падение читательской популярности Пушкина, для самого Пушкина оно грозило стать писательской драмой, и это накладывало свой отпечаток на его настроение и поведение.

Дневник А. В. Никитенко с большой яркостью раскрывает нам еще одну сторону литературной биографии Пушкина в эти годы — безнадежную борьбу с николаевской цензурной политикой. Эгида императора, лично цензуровавшего его стихи начиная с 1826 года, оказалась для Пушкина тяжелой обузой; она накладывала на него обязательства, которых он не нес бы, отдавая свои произведения в обычную цензуру министерства народного просвещения. Уже с 1834 года он пытается добиться разрешения печатать произведения, назначаемые в журналы, на общих основаниях. Это могло бы стать каким-то выходом, если бы вся цензурная политика 1830-х годов, — годов польского восстания и Июльской революции во Франции, — не шла бы по пути непрерывного стеснения свободы печати и при С. С. Уварове не превратилась в прямой цензурный террор. Став министром народного просвещения в 1834 году, Уваров, лично недоброжелательный к Пушкину, делает для него обязательными общие цензурные правила. Поэт оказывается под двумя цензурами.

Результаты двойного надзора сказываются на тексте «Анджело» и некоторых других произведений, вошедших в два тома «Поэм и повестей» А. Пушкина (1835).

Уваров объявляет «возмутительным сочинением» «Историю Пугачева».

Со своей стороны, Николай I не допускает к печати «Медного всадника».

Нарастающий конфликт выливается в стихотворный памфлет против Уварова «На выздоровление Лукулла». Памфлет восстанавливает против Пушкина официальные и придворные круги. Несколько рассказов, более или менее анекдотичных по форме, — Куликова, А. Я. Булгакова, К. И. Фишера и других, — передают эпизод, не отмеченный в документах, — объяснение Пушкина с Бенкендорфом по поводу стихотворения, попавшего в печать[11].

В этой обстановке Пушкин предпринимает еще одну попытку объединить литературных единомышленников вокруг «своего» журнала. Ему удается добиться разрешения на «Современник». Участвуют Плетнев, В. Одоевский, Гоголь, Вяземский и другие. «Современник» был новой страницей в биографии Пушкина-издателя и журналиста и важным этапом в истории русской журналистики. Но это особая проблема, которая здесь не может нас занимать, потому что она восстанавливается по иному кругу источников и мемуарами почти не документирована. Единственное, что мы знаем по дневнику Никитенко, — что на пушкинский журнал сразу же ложится тень николаевской цензурной политики.

Шел 1836 год.

Отрывочность мемуаров о Пушкине за эти годы заставляет нас искать некоего стержня, вокруг которого можно объединить разрозненные свидетельства.

Исторические и биографические справки, которые мы привели выше, очень неполно и суммарно, намечают общий контекст. Он может быть дополнен автобиографическими мотивами творчества.

Перейти на страницу:

Все книги серии А. С. Пушкин в воспоминаниях современников

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии