А тебе слабо?

Меня не нужно просить дважды. Я вставляю ключ в зажигание, захлопываю дверь и вылетаю с парковки. Вырулив на шоссе, пристёгиваю ремень безопасности и вижу, как Бет прислоняется головой к пассажирскому окну.

Я раздуваю в себе прежний гнев, я хочу обвинить её во всём. Это она сбежала от меня. Это она предпочла провести время с этими парнями. Но я не могу думать ни о чём, кроме упрёка, который только что бросил мне Исайя.

Я довел её до слёз.

Бет

Жить – это значит лежать прикованной ко дну мелкого пруда с открытыми глазами и без глотка воздуха. Я вижу мелькающие картины света и счастья, я даже слышу отдалённый смех, но это всё там, наверху, а я лежу на дне, корчась от удушья. Если смерть – противоположность жизни, то я надеюсь, что умереть – это как всплыть.

Я ещё никогда не ссорилась так страшно с Ноем и Исайей. Я никогда не думала, что Исайя может меня предать, но он это сделал. Я доверяла своему лучшему другу свои тайны – тайны, которые не рассказывала ни единой живой душе. Он знает о моём отце, он знает о моей матери, он знает, сколько раз мужчины били меня наотмашь по лицу… Он знает, как мне больно из-за того, что Райан предлагает мне дружбу, а я понимаю, что это только игра.

Прижимаясь лбом к холодному стеклу пассажирского окна, я смотрю на проносящиеся мимо белые линии разметки. На двухполосной дороге, ведущей к дому моего дяди, Райан обгоняет трейлер, легко выжимая шестьдесят миль в час. Я почти жалею, что у меня никогда не хватит храбрости открыть дверь и вывалиться на дорогу.

Будет больно, но боль закончится, когда я умру. Вся боль закончится. Невыносимая теснота в груди, тяжесть в голове, твёрдый комок в горле – всё пройдёт.

Мы едем в молчании. Я не могу сказать, что это тяжёлое молчание, потому что я почти ничего не чувствую. Я хочу окоченеть. Хочу напиться до потери сознания.

Джип сворачивает налево, мы катимся по длинной подъездной дорожке. У меня урчит в животе. Мы ведь так и не поели.

Когда мы подъезжаем к дому, Райан паркуется и выключает двигатель. Ненавижу деревню. Вдали от городских огней, в полной темноте, поля и леса становятся декорацией моих ночных кошмаров. У меня мурашки бегут при мысли о демонах, поджидающих меня в темноте, чтобы превратить в ничто.

Райан может сделать многое. Может заорать. Может войти в дом и рассказать Скотту обо всём. Последний вариант как раз для честных и ответственных молодых людей, среди которых так хочет видеть меня Скотт. Заодно это разрушит последние остатки моей жизни. Скотт отправит маму в тюрьму.

А я? Я просто хочу умереть.

Четыре часа назад гордость ни за что не позволила бы мне произнести эти слова, но сейчас внутри у меня всё выгорело дотла.

– Прости.

Лягушки квакают возле ручья, проходящего по границе владения Скотта. Райан не отвечает, и я его не виню. Что он может сказать такой, как я?

Он рассматривает ключ, зажатый в его руке.

– Я тебе был нужен затем, чтобы съездить в Луисвилл.

– Да.

Если бы мой план сработал, я бы сбежала, а мой дядя во всём обвинил бы Райана.

– Ты с самого начала хотела встретиться с тем парнем, вместо того чтобы быть со мной.

– Да.

Он заслуживает честности, а это самый честный ответ, какой я могу ему дать.

Он крутит ключ на пальце.

– С той самой секунды, когда ты вошла в «Тако Белл», ты была всего лишь предметом спора. Мы с Крисом и Логаном забились, что я возьму у тебя телефон. А потом – что приглашу тебя на свидание.

Это больно, но я не позволяю боли проникнуть внутрь. А чего я ожидала? Райан – это всё правильное в этом мире. Я – всё неправильное. Таким, как он, не нужны такие, как я.

– Я чуть не подрался из-за тебя.

– Я знаю, – и снова произношу это невозможное слово, – прости.

Райан вставляет ключ в зажигание, заводит двигатель.

– Ты у меня в долгу. Я заеду за тобой в пятницу в семь. Но на этот раз без обмана. Один вечер. Мы съездим на вечеринку. Потусуемся там часок. Я выиграю спор, потом отвезу тебя домой. И ты снова будешь смотреть на меня как на пустое место. А я – на тебя.

– Отлично.

Я должна быть счастлива, но почему-то совсем не радуюсь. Я думала, это то, чего я хочу. Но под скорлупой бесчувствия ждёт боль, уже приготовившаяся терзать меня. Я открываю дверь джипа и, не оглядываясь, закрываю её за собой.

Райан

Закон штата запрещает мне играть чаще, чем в течение пятнадцати иннингов в неделю. Поэтому я играю по четвергам, только если два наших других питчера освобождают мне место. Три иннинга тому назад, когда тренер выпустил меня на поле, мы были в беспросветной заднице. И дождь, как вы понимаете, не улучшает наше положение.

Дожди идут две недели подряд. Две недели отменённых игр. Две недели сорванных вечеринок. Две недели мы с Бет игнорируем друг друга.

Все ждут, что завтра дождь всё-таки прекратится, и долгожданная вечеринка наконец-то состоится. Я тоже жду с нетерпением – скорее бы выиграть спор и наконец вычеркнуть Бет из моей жизни.