А теперь об этом

Не я пишу стихи. Они, как повесть, пишутМеня, и жизни ход сопровождает их.Что стих? Обвал снегов. Дохнет — и с места сдышит,И заживо схоронит. Вот что стих.Под ливнем лепестков родился я в апреле.Дождями в дождь, белея, яблони цвели.Как слезы, лепестки дождями в дождь горели.Как слезы глаз моих, они мне издали.В них знак, что я умру. Но если взоры чьи-тоСлучайно нападут на строчек этих след,Замолвят без меня они в мою защиту,

А будет то поэт — так подтвердит поэт.Да, скажет, был у нас такой несчастный малый,Орпирских берегов — большой оригинал.Он припасал стихи, как сухари и сало,И их, как провиант, с собой в дорогу брал.И до того он был до самой смерти мучимКрасой грузинской речи и грузинским днем,Что верностью обоим, самым лучшим,Заграждена дорога к счастью в нем.Не я пишу стихи. Они, как повесть, пишутМеня. И жизни ход сопровождает их.Что стих? Обвал снегов. Дохнет — и с места сдышит.

И заживо схоронит. Во что стих.

Поразительна глубина мысли, что творчество определяет истинный образ поэта, что образ поэта слагается из стихов. И биография служит им лишь дополнением. И в то же время тут — в этом стихотворении — есть и биография, и власть вдохновения, и исповедь патриота — многое может вместить поэт-философ в пять строф лирического стихотворения, когда оно органично, обеспечено всей жизнью поэта и отвечает его судьбе.

Тициан написал немного. Но это немного — огромно по значению, по разнообразию. По богатству ассоциаций. Стихотворения не только сообщительны. Каждое слово у Тициана вызывает так много далеких и близких понятий и образов, что в каждом отражается не только то, что в нем сказано, но и весь большой внутренний мир поэта и мир, в котором он живет и творит.

Книга стихов Тициана Табидзе — емкая книга. Емкая еще и потому, что грузинский день и сладчайшее чувство любви к отчизне, беспредельно грузинские, вызывают ассоциации не только в сознании читателей грузинских, но и читателя, в Грузии не бывавшего. Поэзия Тициана входит в круг созданий, близких мировому читателю. Говоря о судьбах преображенной Грузии, поэт говорит об общем, о человечестве, ибо в натуре его лежит мысль о судьбах мира и человечества, и великий отсвет дружбы поэтов, и стремление подружить между собою людей. Он органичен, неповторимо прекрасен. Он всецело принадлежит своему времени — веку социализма. И всем временам. Он был одним — и в жизни и в стихах. И таким останется в памяти людей, его любивших и знавших. И в тех посвящениях, которые вызвал при жизни своей. Таким же остался он и в стихотворении Бориса Леонидовича Пастернака.

Еловый бурелом,Обрыв тропы овечьей.Нас много за столом,Приборы, звезды, свечи.Как пылкий дифирамб,Вее затмевая оптом,Огнем садовых ламп

Тицьян Табидзе обдан.Сейчас он речь начнетИ мыслью — на прицеле.Он слово почерпнетИз этого ущелья.Он курит, подперевРукою подбородок.Он строг, как барельеф,И чист, как самородок.Он плотен, он шатен,Он смертен, и, однако,Таким, как он, Роден

Изобразил Бальзака.Он в глыбе поселен,Чтоб в тысяче градацийИз каменных пеленВсе явственней рождатьсяСвой непомерный дарЕдва, как свечку, тепля,Он — пира перегарВ рассветном сером пепле

МОИ ДРУГ КАЙСЫН

Когда он слушает собеседника — он поднимает брови, слегка закидывает голову, и по его легкой улыбке можно узнать, как воспринимает он ваши слова и как рождается его мысль — его будущий неторопливый ответ. И даже при первой встрече вы успеваете оценить это внимание — внимание мудрого и справедливого человека.