А теперь об этом

Это — камень и снег. Горы и цветущие абрикосы. Тени облаков и тени орлов на зеленых пастбищах над аулом, вечернее солнце на белых хребтах, похожих на цвет созревшего кизила, когда кажется, что сказочный великан залил снежные вершины красным вином. Чегем для него — это пшеничный колос и водопад, всадник на горной тропе и желтеющие чинары. Небо и руки матери. И почти никогда — кинжал — традиционный атрибут горца.

Чегемское ущелье и горы — это животворный исток поэзии Кайсына Кулиева, его начало и мерило для него всего прекрасного:

Какого ни прошел бы я ученья,Каких бы я ни одолел вершин,Я — прежний горец и, входя в селенье,Преображаюсь я — крестьянский сын.Хоть я научен городским манерам,Хоть и ношу я тонкое сукно,Любовь к траве, к земле и к скалам серым

Во мне неистребима все равно.Сын горца, я не промотал наследства,Быт городов не изменил меня,Я сед, но вновь мне возвращает детствоРев буйвола и ржание коня.И тем гордиться буду я до гроба,Что и моя душа наделенаКрестьянской простотою хлебороба,Бесхитростностью горца-чабана.Я много видел городов хваленых

И новые увижу города,Но все равно, крестьянином рожденный,Крестьянином останусь навсегда.

Все лучшее на свете Кайсын сравнивает с горами. И какие они у него все разные в разных стихах — эти горы. В разные часы, в разные времена года.

Я бывал в Чегемском ущелье. В первый раз — в 1952 году. Оно прекрасно. Пусть на меня не обидятся другие ущелья и другие кавказские горы — красивее Чегемского вряд ли сыскать.

Желтели чинары и ореховые деревья. Шумел поток. Дорога на головокружительной высоте ползла по углублению — по «желобу», выдолбленному в стене великой скалы. Низвергались чегемские водопады. Если б с машиной повстречалась арба — им не разъехаться. Но разъезжаться было не с кем. Ущелье молчало.

В 1957 году, в дни, когда отмечалось четырехсотлетие присоединения Кабарды к России, мы встретились с Кайсыном Кулиевым в Нальчике. По окончании празднеств он пригласил меня поехать с ним в Верхний Чегем. До этого мы были знакомы. С того дня началась наша дружба.

Тут я увидел Кайсына в разговоре с народом. Все обращалось к нему — стар и млад. Все спрашивало у него совета, все ожидало его одобрения. Будучи моложе многих в этом кругу, Кулиев стоял среди них как старший. И, судя по ответам его, я уже тогда подумал, что это человек мудрый.

Кайсын познакомил меня со своею прекрасною матерью. Она угостила нас свежим айраном.

Мы поехали в верховья Чегема. Ущелье показалось мне еще прекраснее, чем прежде. Оно было оживлено молодыми голосами.

В поэзии Чегемское ущелье открыл Кайсын Кулиев. И стихами своими пригласил в гости к себе целый свет.

Не часто внутренний мир поэта бывает так слит с внешним миром, как Чегем и Кулиев. Какую из его книг ни возьмете — в них жизнь автора и жизнь гор. Поэт вбирает в себя этот мир. Он как бы выражение этой природы.

Но, воспевая свои любимые горы, Кулиев живет не одними воспоминаниями, он обращен и в нынешний день, и в грядущий. В этом смысле значительны «Стихи, сказанные будущему».

Как многие люди, сегодня живущие,Хочу, пролетев через годы и лета,Увидеть, как выглядеть будет грядущее,Хочу пожелать ему хлеба и света.Мне чаще бы снились грядущего страны —Края, где потомки мои обитают,

Но все еще ноют военные раныИ думать о прошлом меня заставляют.Не только за счастье родного селеньяЯ падал в золу на дымящемся поле,За вас, мои правнуки, шел я в сраженье,И молодость отдал, и кровь свою пролил.Какое б оружье враги ни ковали,Потомки мои, я желаю вам счастья,Пусть будут светлы ваши светлые дали,Пусть горькое горе вам лица не застит…