А утром пришел Фо…

…Решено! Прощайте, мои создатели и мучители! Радуйтесь, читая эти строки. Вот, как вы и желали, запись о том, что думает порожденное фантазией существо, узнавшее, что оно всего лишь иллюзия! Прощай, никчемная жизнь…

* * *

21 мая

Как это ни удивительно, я все еще жив. Похоже, моя попытка суицида провалилась. Подозреваю, надзиратель заметил, что я пытаюсь удавиться цепью, и успел меня спасти. Видимо, какое-то время я провалялся без сознания. Когда очнулся на полу камеры, рядом никого уже не было. Одно удивляет – я не испытываю боли в горле, да и следов от цепи на шее не чувствую. А ведь там непременно должна была остаться рана! Ощущение такое, будто и не было никакой попытки самоубийства.

Черт бы его побрал, этого надзирателя! Еще пара мгновений – и я был бы свободен от всего этого кошмара! Да уж, непросто решиться на такое второй раз, но все же придется. Надо лишь дождаться, когда человек в белом унесет еду, – он всегда уходит из подвала и долго не возвращается. Второй раз он не сможет мне помешать!..

…Черт! Черт! Черт! Будьте прокляты этот подвал, эти цепи, этот надзиратель, эта мерзкая воинская часть! Я все еще жив! Я ведь был уверен, что в подвале никого нет! Я дождался, пока стихнут вдали шаги и хлопнет входная дверь, прежде чем накинуть себе цепь на горло! Быть может, за мной постоянно наблюдают, например, с помощью скрытой камеры?

Кстати, у меня снова не осталось никаких следов после удушения. Как такое возможно? Хотя в этой воинской части люди себе руки силой мысли отращивают, что говорить о каких-то там шрамах. Возможно, объяснение в этом.

Так или иначе, надо придумать иной способ свести счеты с жизнью. Причем такой, чтобы сразу и наверняка. Мертвых даже тут не воскрешают. Несчастный Русов тому пример…

…Приходил надзиратель, приносил баланду. Я сделал вид, будто смирился, и поел, и между тем незаметно спрятал в рукав ложку. К счастью, надзиратель, забрав пустую посуду, этого не заметил. Затем я несколько часов просидел в углу, делая вид, что сплю, сам же украдкой точил ложку о каменный пол. Она стала так остра, что можно бриться. Теперь осталось осуществить задуманное. Даже если за мной следят, когда я перережу себе горло, им не успеть – пока добегут сюда, буду уже мертв. Хватило бы только духу. Главное – не струсить!..

…Это какое-то безумие! Я по-прежнему жив!

Господи, за что? Я собственноручно вскрыл себе горло! Каких усилий воли мне стоило на такое решиться! Ни за что на свете не смогу снова добровольно пережить такую боль… И что же, все было напрасно? Я все еще жив! Все еще жив! Жив! Жив! Будь проклята такая жизнь!

Я долго метался по камере, умоляя: «Убейте меня! Освободите!» Но мои мучители остались к этим мольбам столь же холодны, как грязные стены этой камеры. Я даже просил: «Господи, да отпусти же меня, наконец!» Но, видимо, людским богам нет дела до оживших фантазий. Бесчувственные зомби – вот мои боги, вот мои создатели! И они безжалостны, раз снова и снова возвращают меня к жизни. Вот и теперь у меня на горле, том самом горле, которое я вспорол, резко полоснув по нему заточенным металлом, не осталось и следа от страшного пореза. Нет даже крови на полу в том месте, где билось в предсмертных конвульсиях мое тело. Видимо, пол начисто вытерли.

Одно мне невдомек: для чего они это делают? Зачем им оставлять меня в живых? Ведь мое исчезновение всем только на руку. Нет человека – нет проблемы (пусть и вымышленного человека). Но они для чего-то упорно возвращают меня к жизни. Сейчас вот держу в руках свою заточенную ложку. Она по-прежнему у меня. Мне жутко! До сих пор не верится, что я оказался способен сотворить такое. Хотя, возможно, нашел бы в себе силы сделать это еще раз, если бы был уверен, что это конец. Но где гарантия, что я вновь не очнусь в этой камере? Меня пугают не боль и смерть, а бессмертие. Как, однако, забавно: сколько людей на пороге смерти усиленно борются за жизнь, цепляются из последних сил, просят высшие силы хотя бы на миг продлить их никчемное существование. Я же, наоборот, упорно пытаюсь умереть, а бессмертие висит надо мной как проклятие. Эй, вы, те, кто так любит жизнь! Согласились бы вы продлить свой жалкий век, избежав смерти в обмен на подвал и цепи?

Эта мысль отчего-то так позабавила меня, что я расхохотался. Я что, и вправду смеюсь? Похоже, схожу с ума! Вот мое будущее – обезумевший сумасшедший, скованный цепями в подземелье. Я тут же вспомнил Русова, и мне стало не до смеха, жутко. Ну уж нет! Я должен пытаться снова!

Есть идея. Попробую сесть в углу, вскрыть заточенной ложкой себе вены и, спрятав за спину порезанную руку, притвориться спящим. Надеюсь, кровь не вытечет из-под меня и не выдаст. Быть может, я успею потерять достаточно крови, прежде чем они поймут, что я вовсе не сплю…

22 мая

«Если вам так нравится истязать себя, это ваше право. Можете продолжать в том же духе. Однако ваши попытки бессмысленны…» – это было первое, что я услышал, вернувшись к жизни.