Немного оклемавшись, Бастер попросил телефон, чтобы позвонить родителям. Ему его дали, однако предупредили, что посещения сейчас для них под запретом. Причину не назвали, сказали лишь, что это временно. Он не стал сопротивляться. «Все равно они не придут» — подумал он. Позвонив и сообщив короткие факты, что он в больнице и жив, он повесил трубку. Ему не сказали слов сочувствия, не выразили хоть малейшую обеспокоенность его здоровьем, словно он позвонил сказать не о том, что попал в больницу, а о том, что в магазин зашел. Такая реакция была ожидаема — его родители никогда не отличались эмоциональностью. Его отношения с родителями больше похожи на деловую сделку, они его привели на этот свет, одевали, обували, кормили и, как любит выражаться его отец, сделали из него человека, чтобы потом он обеспечил им старость. Тепло, любовь, забота, ласка — это все не про их семью. Про них — строгость, обязательства и правила, которым он должен был подчиняться. Любое несогласие с ними и с отцом, в частности, сопровождалось наказаниями и увещеваниями, какой у них неблагодарный сын — ведь они все ему дали: и жизнь обеспеченную, и возможности, и будущее. А то, что он, не задумавшись, променял бы это все на нормальные теплые отношения с родителями, какие были у всех его сверстников, они считали подростковой незрелостью. Деньги и возможности ведь куда важнее, чем какие-то слова и чувства. Потому Бастер не мог не завидовать Ли, который минут двадцать уже не мог успокоить своих родителей по телефону. Мать его плакала, а отец не уставал спрашивать, точно ли у него все хорошо, что ему привезти, как он себя чувствует и снова точно ли у него все хорошо. И, конечно же, они тут же намеревались приехать, и Ли, используя весь свой небольшой умственный потенциал, отговаривал их как мог.
Так как Ли был всецело поглощен разговором, он не заметил того, что заметил Бастер. А именно: как в палату непринужденно зашел самый страшный его кошмар — хозяин тех самых жутких глаз. Он не спеша прошел от двери в угол палаты к окну и встал, одарив Бастера коротким скользящим взглядом. Белобрысый парень не стал перебивать Ли и мешать его разговору с родителями, он терпеливо ждал, пока беседа закончиться. Бастер от страха не мог и слова из себя выдавить. Наконец, Ли положил трубку и обратил внимание сначала на своего побледневшего от страха друга, а потом туда, куда был направлен взор испуганного Бастера. Поняв, что в их палате оказался незваный гость, он тут же собрался накинуться на него.
— Якуб, стой! — крикнул Бастер из последних сил. Несмотря на парализующий страх, он не мог позволить ему наломать дров. «Этот белобрысый парень даже не моргнет, прикончив его. Якуб, ну почему же ты слишком туп, чтобы это понять?! Он тебе не по зубам!».
Ли послушался и притих, но не перестал сверлить злобным взглядом гостя.
— Я пришел поговорить, — тихо сказал белобрысый. Так тихо, что едва было слышно.
— Нам не о чем с тобой разговаривать! — прорычал Ли.
— Якуб, давай его выслушаем.
— Нет, Артур! Тебе напомнить, что он с нами сделал? — Он поднял загипсованную руку. — С этим психом разговаривать не о чем! Он ведь убийца, насильник! Я сейчас такой ор подниму, сюда вся больница сбежится!
— Какой ты проблемный… — протянул белобрысый, потирая переносицу.
Каждый человек перед лицом опасности ведет себя по-разному. Увидев разъярённого пса без намордника и цепи, готового вцепиться в глотку, глупый человек начнет на него кидаться и орать. Умный человек кинет псу кость. Ли сейчас, по мнению Бастера, вел себя как глупец. Они впятером не смогли победить его, а тут они двое, да еще и израненные. Если завяжется драка, они — покойники однозначно. Надо дать кость — то, чего хочет белобрысый, зачем он пришел. И это единственный их шанс.
— Нет, Якуб! Мы его выслушаем!
Услышав нотки отчаяния в последнем предложении, Ли послушался. Он знал своего друга, и знал, что Бастер во много раз умнее него. Он понимает больше чем он, видит больше, потому Ли всегда прислушивался к его словам и не редко делал, как он скажет. И ни разу пока об этом не пожалел. Раз он настолько сильно просит его выслушать — что ж, значит, на то есть причина, а он просто ее не понимает.
— Есть у вас тут стул или что-то такое? — тихо спросил белобрысый.
Бастер показал на шкаф и объяснил, что там есть складные стулья для посетителей. Белобрысый достал один стул, разложил его около окна, повернув спинкой вперед. Сев верхом на стул, он сложил свои руки на спинку и откинулся на нее всем своим весом, шумно выдохнув. В этот момент Бастер подметил, каким измученным и уставшим выглядел белобрысый. Видимо, стоять ему давалось с трудом. К тому же у него везде на лице и руках были раны после вчерашнего происшествия.
— Первое, что я хотел бы вам сказать: я не тот маньяк-насильник.
— Но ты же нам тогда об этом сам сказал! — едва ли не крикнул Ли.
— Да, сказал, но только для того, чтобы спровоцировать признание настоящего убийцы.
— И кто же он?