— Да, бабочка. Мы, когда я маленькая была, семьей ходили в зоологический музей. Там была выставка насекомых. Нам с Лилит больше всех понравились бабочки. Их там было так много, а еще про них показывали фильм. Лилит так впечатлилась одной из бабочек в коллекции, большой тропической бабочкой, залитой в смолу, что всю дорогу домой с выставки говорила, что она станет той бабочкой. Для нее оказаться такой «вечной» бабочкой, что навсегда залита в смолу, было мечтой.
— А ты хотела стать бабочкой?
— Я? Нет, никогда. На выставке нам еще документальный фильм показывали. У бабочек очень сложная и жестокая жизнь. На этих несчастных созданий будто весь мир ополчился. Их едят лягушки, ящерицы, птицы … Да все, кому не лень. Живут они мало. Еще они слишком хрупкие, случайно заденешь и бабочка умрет в муках. И падение температуры лишь на пару градусов для них губительно. В общем, я не хотела быть такой слабой и беззащитной. И вот сейчас смотрю я на дочь, и вижу такое же хрупкое создание, которое поджидает на каждом углу опасность, словно тех красивых бабочек из фильма.
— А Лилит хотела быть слабой?
— Нет, она, скорее, хотела запомниться. Хотела, чтобы люди и после смерти восхищались ею и говорили о ней. Похоже, она просто боялась смерти и забвения.
— И как думаешь, у нее получилось… запомниться?
— Думаю, нет. Ее безжалостно прихлопнули в шаге от смолы, но… даже если бы она долетела, не думаю, что бабочка в смоле и живая бабочка одно и то же.
— Что ты имеешь ввиду?
— Мне кажется, бабочка красива, только когда порхает. А бабочка в смоле — это лишь мертвая бабочка. Это не красивое напоминание о жизни, это застывший на века отпечаток смерти. Снялась бы Лилит во всех этих фильмах и сериалах, и что? Мне не стало бы легче от этого. Она должна была жить, должна была продолжать порхать. А съемка телекамер покажет мне лишь героев и образы, которые она играла, но не ее саму. Но все равно жаль, что она не успела исполнить свою мечту.
— Да, к сожалению, далеко не у всех получается ее исполнить. Очень многие умирают, едва начав путь к своей мечте. Это печально. Но есть кое-что, что, как мне кажется, оправдывает всю жестокость и несправедливость мира.
— И что же это?
— Новая жизнь.