А&В. Бабочка

Она не сопротивлялась, но он все же схватил ее за запястья и прижал своим весом, не давая и шанса на бегство. На ее лице не было ни тени каких-либо эмоций, ни удивления, ни страха. Она пристально смотрела в его глаза, а он, словно околдованный, не в силах оторваться, смотрел на нее. На миг ему показалось, что время остановилось. Был слышен стук капель дождя о подоконник, ее дыхание, стук его сердца и больше ничего. Во всем мире словно они остались вдвоем.

— Лили, я люблю тебя.

Она засмеялась. Опешив, он отпустил ее руки, и она сразу обняла его за шею и притянула к себе.

— И я тебя люблю. — Она перестала смеяться и поцеловала его. — Ты что-то там про выпивку говорил?

— Сейчас принесу. — Он, нехотя выбравшись из ее объятий, пошел на кухню.

Вернулся он уже с бутылкой красного полусладкого и двумя бокалами. Она разделась, забралась вместе с ним под одеяло, выбрала фильм со своим кумиром в главной роли — полюбившейся ей блондинкой актрисой. Внешне они были очень похожи, и у нее так же вначале с карьерой не ладилось, но зато потом она стала одной из самых известных актрис довоенного времени. Поэтому она решила, что и ее ждет та же слава, что была и у этой голливудской красотки. Иначе ведь и быть не может.

— Тебе не кажутся эти старые фильмы жуткими? — В темноте свет телевизора, словно невесомая полупрозрачная ткань, ложился на черты ее лица, отражался от ее прекрасных глаз и тем самым придавал ей еще большего очарования.

— Нет, а разве должны?

— Ну как же? Только подумай, все, что сейчас осталось от этих актеров— лишь кости в закопанных деревянных ящиках. Но на экране они все еще смеются, плачут, улыбаются. Там в телевизоре они живы, а тут, в реальности — давно нет. Хочешь не хочешь, а призадумаешься, как мало нам отведено времени. Жалкое мгновение в бесконечности. Страшно думать, что мы когда-нибудь исчезнем навсегда. Хочется жить вечно… Но это невозможно. И все, что нам остается — пытаться хоть как-то продлить себе жизнь. Например, через прокручивания одного фильма с твоим участием. Пока его будут смотреть, пока кто-то будет видеть ту записанную часть твоей жизни, можно сказать, ты жив. В каком-то смысле этим людям с экрана удалось прикоснуться к вечности, — Она была слегка пьяна, румянец на щеках выдавал это. Опьянение дошло ровно до такой степени, чтобы человек говорил, что первым в голову взбредет. — Знаешь, я, когда думаю об этом, то сразу вспоминаю бабочку.

— Бабочку? — Он не понял, к чему она ведет.

— Да, бабочку. Когда я была маленькой, мы семьей сходили в зоологический музей, и там была выставка насекомых. Они для сохранности залиты в прозрачную эпоксидную смолу. Венцом этой выставки была огромная тропическая бабочка. Она была с ладонь взрослого человека и такая красивая, что я оторваться от нее не могла. Она была как живая, я могла видеть каждую жилку на ее крыльях, каждый волосок на ее тельце. Казалось, что она просто присела отдохнуть и вот-вот упорхнет. Но она была давно мертва, как и эти актеры. Эту часть их жизни тоже словно залили в смолу. Пройдет много времени, может быть, целые века, а на экране они раз за разом будут играть те же роли. Это удивительно… И очень жутко.

— Но ты же хочешь так же? Тоже станешь бабочкой в смоле?

— Да. Пусть это и жутко, но я тоже хочу прикоснуться к вечности. Буду так же многим после смерти радовать своей красотой людей, как и та бабочка. — Она замолчала, отвела взгляд и задумалась на минуту, а после с выражением, будто на нее снизошло божье откровение, взглянула на него. — Кстати, я же тебе еще не похвасталась! Можешь меня поздравить.

— С чем это? — Он допил остатки вина в бокале и потянулся за бутылкой.

— Меня взяли на главную роль!

— Да ну? — На лице не было ни капли удивления. Он попытался налить себе еще вина, но в бокал упала только одна осиротевшая капелька. Пустая. Бутылку они прикончили до странного быстро. — И что же это за роль?

— Я буду играть Дездемону! — Она сияла от счастья. Он ухмыльнулся.

— Отелло? Какая заезженная история. Что интересного смотреть что-либо, если знаешь концовку? — Он поставил бокал и пустую бутылку на прикроватную тумбу.

— Ты не понимаешь. Это же бессмертная классика!

— Дай угадаю, играть ты ее будешь в захудалом театре, где самый большой наплыв посетителей — три человека, два из которых просто зашли не туда, за работу тебе ничего не заплатят, а костюм придется шить самой?

— Дурак. — Она дала ему подзатыльник и, скорчив такое лицо, будто объясняет элементарные вещи неразумному дитятке, продолжила. — Это студенческий театр и костюм мне выдадут.

— Значит, во всем остальном я угадал? — Он отпустил короткий смешок.

— Да, мне не заплатят, но это отличная возможность себя показать. Туда часто заходят агенты разных кинокомпаний в поисках молодых талантов. Да и опыт мне совсем не повредит. А ты ничего не понимаешь. — Она всем своим видом давала понять, как она обиделась, и этот глупый детский жест с надуванием щек лишь сделал эту обиду комичной.