А зори здесь тихие… В списках не значился

А потом пришла Валя. К несчастью, мама и Вера все еще возились с обедом, разговор начать было некому, и Коля холодел при мысли, что Валя имеет все основания немедленно отказаться от летней поездки.

– Ты никак не можешь задержаться в Москве?

Коля отрицательно покачал головой.

– Неужели так срочно?

Коля пожал плечами.

– На границе неспокойно, да? – понизив голос, спросила она.

Коля осторожно кивнул, сначала, правда, подумав насчет секретности.

– Папа говорит, что Гитлер стягивает вокруг нас кольцо.

– У нас с Германией договор о ненападении, – хрипло сказал Коля, потому что кивать головой или пожимать плечами было уже невозможно. – Слухи о концентрации немецких войск у наших границ ни на чем не обоснованы и являются результатом происков англо-французских империалистов.

– Я читала газеты, – с легким неудовольствием сказала Валя. – А папа говорит, что положение очень серьезное.

Валин папа был ответработником, но Коля подозревал, что в душе он немножко паникер. И сказал:

– Надо опасаться провокаций.

– Но ведь фашизм – это же ужасно! Ты видел фильм «Профессор Мамлок»?

– Видел: там Олег Жаков играет. Фашизм – это, конечно, ужасно, а империализм, по-твоему, лучше?

– Как ты думаешь, будет война?

– Конечно, – уверенно сказал он. – Зря, что ли, открыли столько училищ с ускоренной программой? Но это будет быстрая война.

– Ты в этом уверен?

– Уверен. Во-первых, надо учесть пролетариат порабощенных фашизмом и империализмом стран. Во-вторых, пролетариат самой Германии, задавленный Гитлером. В-третьих, международную солидарность трудящихся всего мира. Но самое главное – это решающая мощь нашей Красной Армии. На вражеской территории мы нанесем врагу сокрушительный удар.

– А Финляндия? – вдруг тихо спросила она.

– А что Финляндия? – Он с трудом скрыл неудовольствие: это все паникер-папочка ее настраивает. – В Финляндии была глубоко эшелонированная линия обороны, которую наши войска взломали быстро и решительно. Не понимаю, какие тут могут быть сомнения.

– Если ты считаешь, что сомнений не может быть, значит, их просто нет, – улыбнулась Валя. – Хочешь посмотреть, какие пластинки мне привез папа из Белостока?

Пластинки у Вали были замечательные: польские фокстроты, «Черные глаза», и «Очи черные», и даже танго из «Петера» в исполнении самой Франчески Гааль.

– Говорят, она ослепла! – распахнув круглые глаза, говорила Верочка. – Вышла сниматься, посмотрела случайно в самый главный прожектор и сразу ослепла.

Валя скептически улыбалась. Коля тоже сомневался в достоверности этой истории, но в нее почему-то очень хотелось верить.

К этому времени они уже выпили шампанское и наливку, а мадеру только попробовали и забраковали: она оказалась несладкой, и было непонятно, как мог завтракать виконт де Пресси, макая в нее бисквиты.

– Киноартистом быть очень опасно, очень! – продолжала Вера. – Мало того, что они скачут на бешеных лошадях и прыгают с поездов, на них очень вредно действует свет. Исключительно вредно!

Верочка собирала фотографии артистов кино. А Коля опять сомневался и опять хотел во все верить. Голова у него слегка кружилась, рядом сидела Валя, и он никак не мог смахнуть с лица улыбку, хоть и подозревал, что она глуповата.

Валя тоже улыбалась: снисходительно, как взрослая. Она была всего на полгода старше Веры, но уже успела перешагнуть через ту черту, за которой вчерашние девчонки превращаются в загадочно молчаливых девушек.

– Верочка хочет быть киноартисткой, – сказала мама.

– Ну и что? – с вызовом выкрикнула Вера и даже осторожно стукнула пухлым кулачком по столу. – Это запрещено, да? Наоборот, это прекрасно, и возле сельскохозяйственной выставки есть такой специальный институт…

– Ну хорошо, хорошо, – миролюбиво соглашалась мама. – Закончишь десятый класс на пятерки – иди куда хочешь. Было бы желание.

– И талант, – сказала Валя. – Знаешь, какие там экзамены? Выберут какого-нибудь поступающего десятиклассника и заставят тебя с ним целоваться.

– Ну и пусть! Пусть! – весело кричала красная от вина и споров Верочка. – Пусть заставляют! А я так им сыграю, так сыграю, что они все поверят, будто я влюблена. Вот!

– А я бы ни за что не стала целоваться без любви. – Валя всегда говорила негромко, но так, что ее все слушали. – По-моему, это унизительно: целоваться без любви.

– У Чернышевского в «Что делать?»… – начал было Коля.

– Надо же различать! – закричала вдруг Верочка. – Надо же различать, где жизнь, а где – искусство.

– Я не про искусство, я про экзамены. Какое же там искусство?

– А смелость? – задиристо наступала Верочка. – Смелость разве не нужна артисту?

– Господи, какая уж тут смелость, – вздохнула мама и начала убирать со стола. – Девочки, помогите мне, а потом будем танцевать.