– Да не оскудеет ваш котел, добрые люди. – Услышал они голос, доносящийся из темноты, будто угадавший их думы.
Оглянувшись на голос, полуночники увидели тень человека в обмотке на голове, и в свете костра, тут же высветилось его улыбающееся лицо.
– Разрешите погреться к вашему огню.
– И тебе всех благ. – Поблагодарив, за всех поприветствовал гостя Пузур. – Сядь ближе к костру, отведай нашей трапезы и расскажи, что слышал.
– Вот хорошо – обрадовался путник, перед костром потирая окоченевшие руки, – а я-то, опоздал к вечерне, и вынужден был оставаться в поле. Времена нынче тревожные, и жители поселений не впускают запоздавших просто так. А ночи все холоднее, и дикие звери все ближе тянутся к человечьему теплу. Я продрог до кости, и кто знает, пережил бы я эту ночь, если б не вы? Может быть меня – окоченевшего, сожрали бы шакалы и разнесли мои клочья по полям. Огня у меня нет, а у вас вижу тут уютно: огонь, еда, ложе для сна, и даже ваши женщины слишком красивы для этой дикости.
– Так ты здешний? – Спросил Пузур, стараясь отвлечь гостя, с неудовольствием заметив, благосклонный взгляд своей жены на его ужимки.
Гость утвердительно закивал головой, начав уплетать ужин, только что подоспевший.
– Что ж тебя не впустят? Наверняка ты там известен.
– Ууу! – Потянула старуха, – Пузур, ты не знаешь, до какой подозрительности доходят доведенные до этого люди. Порой бывает, и мать родному дитю не доверяет, и сын матери.
– Досточтимая угун права. Люди стали недоверчивыми и подозрительными. К тому же, я не такой важный человек, чтобы меня все знали. – Обжигаясь кашей, сказал удобно пристроившийся между женщинами гость.
– Почему же ты, не постучишься в дом? Благоверная не пускает?
– Увы, я одинок и у меня нет своего дома. – Развел тот руками.
– Ты что, собрался выгонять гостя посреди ночи? – Проворчала Эги.
– Как же ты тут живешь без дома? – На сей раз, не слушая жену, продолжал доведенный до ревностной подозрительности муж.
– Когда как: чаще на улице или в хлеву; если очень повезет, кто-нибудь впустит погреться в дом.
– Прости, но ты не рассказал про себя, и я могу судить о тебе лишь по твоей одежде. – Оправдался потеплевший к гостю Пузур, давая понять, что пора бы тому представиться.
Рассмеявшись неприятным коротким смешком, незваный гость, прокряхтев, сказал:
– Вам мое скромное имя, все равно ничего не скажет. А занимаюсь я тем, что перегоняю стада. А зовут меня Аш…
При этих словах сидящие переглянулись, Пузур весело кивнул Ашу, тот в ответ недовольно ухмыльнулся.
Пузур посчитав невежливым расспрашивать гостя не представившись, назвался, заодно назвав и остальных. Узнав, что в этом кругу бродяг, судьбой ему было уготовано встретить тезку, приблудный Аш покровительственно заулыбался.
– А ведь это чудо, – говорил он вглядываясь в юношу, – встретить здесь, в этой дикости, тезку, да еще столь многим схожего, это и вправду большое провидение.
– Тезка?! Что ж такого? Я, например, встречал на своем пути столько Пузуров, что и с пальцами ног не подсчитать, сколько раз. Ты лучше расскажи, что слышно. – Возразил было Пузур, чтобы помочь смущенному юноше, бывшему не в восторге от такого тезки. Но пришлый скиталец с ним не согласился.
– Тут нет ничего удивительного, – сказал он не двинув бровью – Пузур имя нередкое, а здесь другое. Скорее наутро в Каламе воспоют во славу Дагана, чем встретятся одиночество с желанием. Между нами и отличие в том только, что он свой путь только начинает, а я ухожу к закату.
– Молодость. Великая сила – молодость. – Продолжал пустынный Аш, то и дело, поводя взглядом то по Ашу, то по Нин, то задумчиво глядя в огонь. – Время свершений. Будь ты даже некрасив или хром, все твои недостатки восполняются ею. Ах, молодость, как ты быстротечна! Пора цветения и радости бытия, когда мы полны сил и сердце наше бьется с верой в лучшее. Выложи торговец, перед нами на выбор неспелые яблоки и перезрелые груши, мы всегда выберем яблоки, потому что знаем: их еще можно дозреть, а перезрелым грушам место одно – помои. Так и с людьми: поставь перед нами юную расцветающую деву и стареющую молодящуюся красавицу, мы всегда выберем молодость, даже если она будет слыть дурнушкой, ибо цветение всегда милее увядания, и время ее впереди. Даже нанимая на работы, мы предпочтем молодого, полного сил юношу, немощному старцу; если только не ищем мудреца наполненного знаний, от которого и ждем-то только, чтобы он поделился ими. Где ты – моя молодость? Сколько возможностей перед тобой стоит, пока ты молод: сколько начинаний можно начать, сколько глупостей исправить; как много выбора впереди, как мало ошибок сзади. Эх, молодость! Мы не ценим ее когда молоды, и оплакиваем когда стары. Уходит в прошлое все, что мы когда-то знали и любили, и все вокруг нас меняется и становится другим, чужим, не тем, что мы помним, что храним лишь в своей нетвердой памяти. И тем страшней, что ты осознаешь неизбежность этого. Юности расти и развиваться, зрелости уходить к закату. Таков закон мироздания и ничего с этим не сделаешь. А как хочется иногда его нарушить…