– Заканчиваем реконструкцию очередного торгового центра. В запуске строительство заводского комплекса в области.
– И что будут производить на этом заводе?
– Моющие средства, отбеливатели, автокосметику. Все, что не разлагается микроорганизмами и навечно загрязняет окружающую среду.
Она вздохнула.
– Ну все это тоже нужно. А ты что там делаешь?
– Я вроде как координирую работу с арендаторами. Веду договоры и занимаюсь заполнением офисных площадей. В общем-то, все это делает управляющая компания и Казимир Петрович, но я как бы посредник между руководством и собственниками, которых я никогда не видел в глаза.
– А как же ты с ними общаешься?
– Пишу электронные письма, они мне отвечают. Потом отправляем деньги на счета в офшорах. Половина «Альмагеста» в собственности у каких-то офшорных прокладок. А куда все идет дальше – темна вода во облацех. Но я, собственно, и не любопытствую.
– В общем, понятно. Уход от налогов. И ты способствуешь этой преступной деятельности.
Максим сделал то, что нужно было сделать с самого начала, чтобы избежать лишних разговоров, – усадил ее к себе на колени и погрузил лицо в ее душистые волосы.
– Офелия, в твоих молитвах, нимфа, всё, чем я грешен, помяни…
Включаясь в игру, Таня медленно провела пальцем по его лбу и носу, по губам.
– Мой принц, как поживали вы все эти дни?
– И что я должен ответить?
– Благодарю вас – чудно, чудно, чудно.
– А дальше? – спросил Максим, сглатывая слюну.
– Принц, у меня от вас подарки есть… Я вам давно их возвратить хотела. Примите их, я вас прошу.
– Я ничего вам не дарил? Так, кажется? – вспомнил он.
– Нет, принц мой, вы дарили, и слова, дышавшие так сладко, что вдвойне был ценен дар, – их аромат исчез. Возьмите же…
От ее волос и кожи исходил смешанный аромат туалетной воды, табака и какой-то душистой травы. Живой волнующий запах.
– Кстати, к теме подарков… Я забыл презервативы в машине.
Она шлепнула его по губам и встала.
– Замечательно. Ты, по-моему, в восторге от своего остроумия… Ты вообще в восторге от себя. Это, знаешь ли… иногда надоедает.
Она отошла к балконной двери, закурила и вдруг спросила, глядя в окно:
– Ты можешь одолжить мне денег? Мне надо завтра за квартиру платить, а в клубе хозяин не вернулся с праздников, задерживают зарплату.
– Нет, – сразу сказал Максим. – Я никогда не даю и не беру в долг.
Он видел, что на лице ее мелькнуло удивление.
– Ты что, не веришь, что я отдам?
– Просто принцип в нашей семье. Даже когда дед давал отцу заем под развитие бизнеса, это оформлялось кредитом через банк… Извини, меня так учили – нужно рассчитывать свой баланс. У меня есть своя собственность и доход по акциям от матери, но если я буду тратить больше, чем получаю, никто не будет оплачивать мои долги.
– Ого, – заявила она, поеживаясь, как от озноба. – Я и не знала тебя с этой стороны.
– Но это не означает, что я не могу совершить акт благотворительности, – проговорил он, вынимая бумажник. – Сколько тебе нужно?
Таня смотрела на него задумчиво и все еще немного удивленно.
– Слушай, а скажи мне одну вещь… Ты кого-нибудь любил в своей жизни? Ну, я имею в виду не просто нравится не нравится. А так, чтобы ты его видел – и мурашки по коже. Как пишут в стихах про настоящую любовь.
Максим поймал себя на том, что задет и обижен ее вопросом – эти «мурашки по коже» явно не имели отношения к нему.
Он положил бумажник на стол и отпил вина.
– Я просто думаю про твоего папу, – пояснила Таня. – Он уважаемый состоятельный человек, а вот влюбился и начал делать разные странные вещи. И конечно, вы все против него, вы ревнуете – ведь вы его семья.
– Мне не нравится слово «влюбился» в применении к этой ситуации, – возразил Максим. – Просто отец привык ни в чем себе не отказывать. Он точно так же влюблен в свои замшевые ботинки. И мне не нравится слово «ревность». Я просто разозлился из-за этого зоопарка, но по большому счету мне безразлично, как он проводит свой досуг…
– Зоопарка? – переспросила Таня рассеянно.
– Неважно, – Максим поднялся и подошел к ней.
Ему не хотелось рассказывать, как в детстве отец пообещал пойти с ним в зоопарк смотреть детенышей белой медведицы, которая только что вывела их из берлоги на свет. Наверное, сейчас эти медвежата превратились в матерых зверей, но он до сих пор помнил свою обиду. Тогда он впервые осознал, что отцу в самом деле нет дела до них с матерью, потому что он занят другими вещами.
– Неважно, – повторил он. – Давай лучше вернемся к Теодору Адорно. Или к мурашкам по коже – эта тема требует развития.
– Что тут развивать? Это надо чувствовать, – улыбнулась Таня, обнимая его.
Глава четвертая. Семейный портрет в интерьере