– Хорошо, садись. Будем терпеть твоих. Где этот ваш ресторан?
Улыбаясь, она поцеловала его в щеку возле рта.
– Спасибо! Представляешь, нас уже на фестиваль в Екатеринбург приглашают. Если найти спонсора, можно было бы свою студию организовать… Ну, что ты молчишь? Тебе понравилось или нет?
– Ты хочешь ответ вежливый или честный?
Она искренне огорчилась.
– Значит, не понравилось. Можешь аргументировать?
– Не знаю, мне показалось скучно. И непрофессионально. Какой-то самодеятельный Булгаков для озабоченных школьников.
Она отвернулась к окну, закурила. Максим поставил диск китайского диджея, привезенный Добрыниным из Гоа, начал переключать семплы. Ему было приятно досадить ей в ответ на полученную в зале душевную ссадину, но ссориться он не хотел.
– Правда, как ты играла, мне в целом понравилось, – добавил он, смягчая тон. – Хотя не понимаю, зачем было раздеваться и натурально целовать ноги этому хиппи. Надеюсь, он хотя бы их предварительно помыл.
Таня хмыкнула. Двери служебного подъезда наконец распахнулись, выпуская компанию актеров. Гриша в коротком пальто, в намотанном вокруг шеи красном шарфе увлеченно что-то говорил на ходу, размахивая руками. Остальные слушали, забегая вперед, стараясь заглянуть ему в лицо.
Таня открыла окно и крикнула:
– Ребята, мы здесь! Кого подвезти?
Гриша повернулся на ее голос, но, встретившись взглядом с Максимом, высокомерно вскинул голову.
– Мы пройдемся пешком, тут рядом, – отозвался кто-то из актеров. – А вы что, тоже едете?
– Конечно, едем! Садитесь, у нас три места, – Таня обернулась к Максиму. – Они тебя стесняются. Пригласи их, пожалуйста…
– Это же твои друзья. Уговаривай их сама.
Две девушки наконец отделились от компании и направились к машине. Таня обрадовалась им, как сестрам, с которыми не виделась годами.
– Садитесь, девчонки! Берите сигареты, хотите? Знакомьтесь, это Максим… А это Люба, она делала костюмы, а Настя просто ее подруга…
Ресторан, где намечался банкет, больше напоминал студенческую столовую, но девушки, которых они подвезли – обе некрасивые, коротконогие, – из робости не решились войти и остались ждать остальных перед входом.
– Ты собираешься здесь что-то есть? – спросил Максим. – Лично я пас. Не хочу подхватить дизентерию.
Таня взглянула на него огорченно.
– Слушай, почему ты так со мной сегодня разговариваешь? Ну пусть не понравилось, но можно же из вежливости что-то приятное сказать. Люди старались, работали, хотели донести свои мысли… Это же заслуживает уважения, даже если получилось не всё!
– Лучше я все-таки поеду домой, – проговорил Максим. – Мне здесь не по себе.
– Как хочешь.
Она обиженно повернулась к нему спиной, села за стол, взяла меню. Поколебавшись, Максим все же решил остаться.
Компания во главе с Гришей появилась минут через пять. Суетливо, шумно они начали раздеваться, рассаживаться за столом.
Их было человек двенадцать. Рассматривая их, Максим вспомнил рассуждения действующего политика и отцовского приятеля Владимира Львовича о деградации отечественного генофонда. Наконец наступила тишина – это Гриша обвел своих апостолов кротким, но повелительным взглядом.
– Ребята… сегодня особенный день. Мы шли к нему долго, непростыми путями. Но мы преодолели все преграды – невежество, гордыню, лень ума… и сегодня подводим итоги. Сказано – по плодам их узнаете их.
Они потянулись к рюмкам.
– За нас! За тебя, Гриша!
– Давайте, ребята… За вас, вы такие молодцы!
На столе были приготовлены закуски – обветренная ветчина, бледный сыр, нарезанные кружками апельсины и подпорченные бананы.
Перебивая друг друга, они начали делиться впечатлениями.
– Самый сильный момент был, когда…
– Главное, Олег весь монолог держал напряжение, а в конце форсировал…
– И я смотрю в зал и чувствую этот энергетический столб…
Максим видел, как старательно они игнорируют его присутствие. Таня тоже словно забыла о нем. Она быстро захмелела, распустила волосы.
– Ребята, я хочу сказать за себя… Мне было так интересно работать с вами! За это время я поняла очень многое… такие вещи, о которых раньше даже не задумывалась. Эта роль очень изменила меня. Спасибо вам!
– Это взаимосвязанный процесс. Ты изменилась сама и перестроила образ, – негромко, проникновенно произнес Гриша. – Твоя Мария привнесла в спектакль живое женское тепло.
– И живое женское тело, – добавил Максим желчно.
Гриша обратил к нему бледное лицо.
– А для вас, господин Паратов, женщина – это только животное тело? Которое щекочет вашу похоть? С такими жизненными установками мне вас искренне жаль.
– Если я Паратов, вы, соответственно, – бедный чиновник Карандышев? – зло усмехнулся Максим. – Что ж, вам идет эта роль.
Тот побледнел еще сильнее, но ответил почти спокойно:
– Кто и когда вас так сильно обидел, что вы до сих пор мстите всем окружающим? Неужели вы не понимаете, что, никого не уважая, вы теряете и уважение к себе?
Максим ощущал, как в нем разгорается злость. Он мог бы уложить Гришу одним ударом в челюсть, но не хотел выглядеть смешно. Он встал и кивнул Тане.