Адмирал Ушаков

В Петербурге давно уже велась кампания добровольных пожертвований на алтарь отечества. Особенно она усилилась после поражения русско-австрийской армии в битве с войсками Бонапарта при Аустерлице. Движимый патриотическими чувствами, Ушаков не остался в стороне и внес от себя для нужд армии две тысячи рублей наличными да, кроме того, пять пушек и имеющий великую ценность алмазный челенг, пожалованный ему турецким султаном в знак монаршего восхищения его победоносными действиями против французских войск при завоевании Ионических островов. «Интересно, что еще нужно графу? — размышлял Ушаков, направляясь в здание дворянского собрания. — Я, кажется, и так уже отдал достаточно…»

Граф в пышном парике, какие носили еще во времена Екатерины II, принял его в огромном кабинете, украшенном картинами и статуями. Рядом с графом находился его секретарь, сухопарый молодой человек, который поминутно наклонялся к нему, что-то подсказывая. Графу было уже за семьдесят, и он одряхлел памятью.

— Ушаков? Адмирал?.. — безуспешно пытался приподняться граф, чтобы стоя приветствовать посетителя. — Весьма, весьма рад. Я вас помню, очень хорошо помню. Еще с того времени помню, когда вы вместе с Алексеем Орловым в Чесменской бухте турок потопили.

— То был, ваше сиятельство, адмирал Спиридов, — подсказал секретарь. — Адмирал Ушаков турок топил в последнюю русско-турецкую войну, при князе Потемкине.

— Да, да, верно… — согласился с ним Строганов. — Именно в последнюю. Как же, Калиакрия!.. Помню! Я все помню. Помню, как по случаю сей победы вместе у великой государыни Екатерины обедали. Славный был обед.

Ушаков никогда не удостаивался чести обедать в обществе императрицы, тем не менее счел нужным не перечить именитому сановнику.

— Я прибыл по письму вашего сиятельства, — учтиво поклонился он.

— Ах, да… помню, помню, — закивал головой граф. — Мною получен высочайший рескрипт касаемо вашей особы. Голубчик, — обратился он к секретарю, — прочтите господину адмиралу. Сейчас все узнаете, — снова повернулся он к Ушакову, наклоном головы приглашая его к терпению.

Секретарь взял со стола бумагу и стал читать:

— «Граф Александр Сергеевич!

До сведения моего дошло, что между приношениями в дар Отечеству, предложенными в здешнем дворянском собрании, адмирал Ушаков представил алмазный челенг, турецким султаном ему пожалованный. Отдавая полную справедливость благородным чувствованиям, к такому пожертвованию его побудившим, почитаю, что сей знак сохранен должен быть в потомстве его памятником подвигов, на водах Средиземного моря оказанных. Посему и желаю я, чтобы вы объявили адмиралу Ушакову благодарность мою за столь знаменитое пожертвование, возвратили ему сию вещь, которая будет свидетельствовать сверх военных его подвигов и примерное соревнование к благу любезного Отечества. Пребываю в протчем вам благосклонный Александр».

— Наш государь все знает, все помнит, — заговорил Строганов, как только смолк голос секретаря. — Его величество весьма вами доволен, и я выражаю вам то же самое чувство, что и государь наш всемилостивый. Прощайте, адмирал. Да сохранит вас Бог!

Ушаков поклонился и отступил на шаг в ожидании, что будет дальше. Судя по высочайшему рескрипту, ему должны были вернуть челенг, но граф, казалось, забыл об этой мелочи. Секретарь снова наклонился к уху одряхлевшего сановника.

— Помню, помню!.. — встрепенулся граф. — Пожалуйста, подайте вон ту шкатулку. Вот так! Спасибо, голубчик. А теперь, адмирал, прошу сию шкатулку принять в собственные руки. Тут челенг, по закону вам принадлежащий. Сохраните его для потомства как памятник подвигов ваших. Прощайте, адмирал!

К возвращению ему челенга Ушаков отнесся как-то безразлично. Только подумал с надеждой: «Если государь знает о челенге, значит, ему доложили и о моем последнем письме. А если это так, то решение о моей отставке должно быть уже принято».

От графа Ушаков сразу поехал домой. Открывая ему дверь, Федор сообщил:

— А у нас гость. Федор Иванович пожаловал.

— Добро. Положи куда-нибудь, — сунул он Федору шкатулку и стал раздеваться.

— Что это, уж не султанская ли вещица? — приняв шкатулку, изумился Федор. — Вернули? Выходит, не подошла… Что же теперь с ней делать?

— Я же сказал, спрячь. В комнату мою отнеси.

— Ладно, отнесу, — промолвил Федор и напомнил о госте: — Федор Иванович в столовой дожидается.

Федор Иванович доводился Ушакову племянником, был сыном младшего брата Ивана, погибшего во время одного из дальних плаваний. Хороший был офицер.

Сын Федор пошел по его следам: окончив кадетский корпус, тоже стал служить во флоте. Он жил в Кронштадте, имея чин лейтенанта.

— Здравствуй, Федор Иванович, — приветствовал Ушаков племянника, войдя в столовую. — Какими судьбами?

— Здравия желаю, дядюшка! — низко поклонился ему гость.

Федор Иванович сообщил, что приезжал в Министерство морских сил и зашел к нему по пути. Сухощавое лицо его было обветренно. В остальном он оставался таким же, каким его Ушаков видел в последний раз — тонкий курносый нос, глубоко посаженные серые вдумчивые глаза: вылитый покойный отец.