Адония

На окраине стало меньше людей, истаяла неистребимая портовая суета. Присев на горячий от дневного солнца большой круглый камень, пялил на море равнодушные глаза однорукий калека с лотком, пронзительно пахнущим рыбой. Доминик, устало передвигая худые ноги в длинных парусиновых матросских штанах, брёл мимо него, и Адония шла послушно за ним, и — было слышно — топал за нею досадливый, ненужный стекольник. Из-за камня вывернулся, осторожно сверкнув на сидящего на камне торговца единственным жёлтым глазом худой, жилистый, битый портовый кот. Не встретив предостерегающего окрика, кот привстал на задние лапы, а передней, как человек, просящим жестом легко прикоснулся к ноге калеки. Тот, вздрогнув, бросил взгляд вниз и, скривившись от злости, отшвырнул попрошайку ударом ноги. Кот, привычно приземлившись на лапы, молча, скачками, унёсся за стоявшую поодаль рассохшуюся бочку.

— Ты бы дал ему рыбку, — проговорил, остановившись, художник. — Свежую-то сегодня уже не продашь, а до завтра она не дотянет. Ведь в море выбросишь.

— Легко тебе чужой рыбой распоряжаться, — недовольно сказал Доминику сардинщик. — Конечно, это ведь не свои денежки тратить!

Доминик, примирительно хлопнув калеку по плечу, вынул из кармана штанов маленькую монетку, бросил её на поблёскивающий слипшейся чешуёю лоток, а взамен взял тусклую, подсохшую уже сардину и направился с ней к убежищу голодного попрошайки. Кот, выглянув на звук его шагов из-за своей бочки, угрожающе заворчал.

— Привет, разбойник! — дружелюбным тоном произнёс, присаживаясь на корточки, незваный гость.

Кот вдруг приподнял шишковатую, с пострадавшими в бесчисленных драках ушами голову, недоверчиво потянул носом.

— Увы, мой друг, увы, — весело сказал Доминик, протягивая издалека заманчивую, длиной в поллоктя, ароматную рыбину. — Сожрал ты у меня половину моего ужина!

И, медленно махнув, подбросил рыбу к самой морде кота. Тот, мгновенно вцепившись в неё зубами и придавив ещё для надёжности лапой, отчаянно, с громогласной угрозой, завыл.

— Вот что у тебя получается — так это достойно отблагодарить! — негромко рассмеялся художник.

Кот уволок сардину за бочку и оттуда послышался смачный хруст, прерываемый время от времени всё тем же утробным воплем. Художник, встав, поправил подмышкой свой порт-папир и, всё так же неторопливо шагая, скрылся за углом последнего складского цейхгауза.

Адония, горестно вздохнув, повернулась и пошла, склонив голову под поникшим вокруг её плеч зонтиком, к каретной стоянке. На имеющиеся у неё деньги она могла бы купить тысячу таких рыб и накормить тысячу голодных котов, но почему-то счастье накормить вот этого, единственного, битого плимутского попрошайку судьба подарила бедному молодому художнику.

Она дошла до своей кареты, грустно улыбнулась: Филипп, усевшийся на козлах, красовался приклеенными рыжими усами и бородой. В карету не села, а, кивнув кучеру, медленно пошла в сторону флигеля. Следом, словно привязанный, шествовал ничуть не уставший стекольник, а в отдалении, столь же медленно, влекомая печально мотающими гривами лошадьми, катила карета.

Босх и ценитель

Следующим утром Адония преобразилась. Деликатность её «работы» требовала избегать лишнего внимания обитателей порта, поэтому карета, которой правил рыжебородый и рыжеусый кучер, привезла к пристани юную девушку в белом парике и светло-кремовом платье. Зонта не было, а лицо вместо него затенял лёгкий соломенный капор. Сердце Адонии тихо приветствовало это вынужденное обновление: была надежда, что художник не обратит внимания на слишком частое появление в поле его зрения белого платья праздно гуляющей дамы, и тогда появится возможность постоять минутку-другую возле заветного ящика и полюбоваться молодым мастером и его волшебной работой.

Однако нетерпеливо трепетавшее сердце заполнилось в этот день жестоким разочарованием: не было художника на его привычном месте. Весь долгий день желтел на краю мола невостребованный сирый ящик, а вечером деловито притопал толстый, пахнущий дымом турок, схватил и унёс ящик и, с громким треском раздробив его ногой в малиновой, без задника и с загнутым носком туфле, сжёг.