— Что рассказывать, — махнул рукой отец. — Была в моей биографии короткая, но жаркая любовь с одной шведкой, еще при Советском Союзе. Она тебя родила, и сразу отказалась. Меня за связь с иностранкой местное управление КГБ таскало больше года. Когда она уехала все отстали.
— Ты ее имя сказать можешь? Или это тайна за семью печатями?
— Сказать то можно, не проблема. Зачем это тебе? Со дня твоего рождения мать не хотела тебя видеть и знать, меня, кстати, тоже. Я с ней столкнулся, лет десять тому на выставке в Ливерпуле, так она мне даже «здравствуй» не сказала, хотя в свое время клялась в вечной любви.
— Так все же, как ее зовут?
— Фроя Лунквист, на сегодняшний день вице-президент компании NCC. Живет в Стокгольме. Не замужем, детей нет. Депутат чего-то там. За городом имеет большую ферму, где выращивают овец. Есть личная яхта крейсерского класса.
— О, маманя, женщина со средствами!
— Ты что удумал?
— Поеду в Стокгольм знакомиться.
— Совсем с ума сошел? С кем знакомится? Вы совершенно чужие друг другу люди. От нее тебе достались голубые глаза, светлые волосы и симпатичное лицо. Надеюсь, стервозность ты не унаследовал.
— Согласись отец, это немало.
— Но характером ты пошел в меня. Зачем тебе эта женщина?
— Все, оставим эту тему, считай, что я пошутил. Вообще-то Алекс Лунквист звучит неплохо.
— Неплохо. Почти так же, как Виторио Ронье.
— Этот персонаж кто?
— Витька Парамонов, кто же еще?
— Этот подлец, являясь мне другом, больше года молчит.
— Ты пойди к нему домой, там поговорите. Он сейчас поправляется после ранения.
— А это уже серьезно. Где его так угораздило?
— Я с ним не разговаривал. Матери его помогал лекарства дефицитные покупать, плохо нога у Витьки заживает.
— Спасибо отец, я побегу, проведаю друга.
Идти недалеко, каких-то двести метров, но я сделал крюк, забежал в магазин, купил выпить и закусить, ведь давно не виделись.
Дверь мне открыла Ирина Вадимовна и с мрачным видом пригласила в комнату, что мне не очень понравилось. Там я увидел, во что превратился друг детства. Представьте себе почти двухметровый человеческий костяк, обтянутый желтой кожей. Карие глаза кажутся огромными на совершенно лысом черепе. Таким предстал перед моим взором Витька.
— Ну, проходи дружище, — сделал приглашающий жест друг, сидя на диване и махнул тонкой рукой. — Удивлен?
— И даже очень. Как это ты так?
— Сейчас мать укол мне сделает, а потом поговорим. То, что ты принес, можешь сам употреблять, мне спиртное противопоказано, да если честно, то и жить, в общем противопоказано.
Помолчали, пока Ирина Вадимовна делала укол. Потом я закрыл дверь, чтобы нам никто не мешал.
— Ты помнишь, я тебе говорил, где служил.
— Морская пехота, базировались в разных местах. Последний раз ты мне присылал фотки из Североморска.
— Оттрубил я положенный срок. Хотел подать рапорт на контракт. А мой командир роты предложил заняться делом настоящих мужчин. Не бегать по сопкам с холостыми патронами за копейки, а поучаствовать в деле, от которого адреналин в крови зашкаливает, и деньги хорошие дают. С хорошей работой у нас, сам знаешь как, а в бандиты идти не хотел. Короче, попал я во французский иностранный легион. Позже я узнал, что в легионе служит брат моего ротного. Вот они вдвоем и организовали нелегальный пункт вербовки рекрутов в России, ротному за каждого русского перепадало триста долларов. Он таким макаром отправил в легион три десятка парней из нашей части. Год шла учеба в Алжире, Марокко и Франции. Учили французский язык и материальную часть вооружения легиона. О физподготовке ничего не говорю, это само собой разумеется.
Потом закинули в Африку, с мандатом ООН, разводить по углам сцепившихся в очередной схватке негров. Жара, грязь, высокая влажность, обилие летающей и ползающей живности и насекомых изматывали меня первое время изрядно. Это все можно перетерпеть, а вот понять негров было совершенно невозможно. Сегодня одни режут друг друга с усердием и огоньком, мы их разгоняем по деревням. День-два сидят тихо, зализывают раны. На третий день бывшие враги объединяются, и нападают на недружественную им деревню. Снова кровь, смерть, и мы в качестве успокаивающего пугала. Негры обычно обижались на наши методы усмирения, да так сильно, что объединившись, подвергали интенсивным обстрелам наше расположение. Много чего страшного насмотрелся, но ужаснее и более жестоких, чем африканские женщины мне и другим более опытным бойцам встречать никого не приходилось. Они могли зверски растерзать, разорвать буквально в клочья любого, вставшего у них на пути, пусть даже это будет ребенок из противоборствующего племени. Одним словом: кошмар…
— Там тебя зацепило?