Ганс передал ему письмо и вышел.
– Письмо от дяди, – сказал Лотарио, пробежав глазами адрес. – И очень срочное. Вы позволите, сударыня? – он повернулся к Олимпии.
– А как же! Читайте скорее!
Лотарио сломал печать и стал читать.
XXIX
Разъятая любовь
Едва лишь бросив взгляд на письмо, Лотарио страшно побледнел. И все же он продолжал быстро пробегать взглядом роковые строки.
Но когда он дошел до конца, ему пришлось сесть, так как ноги не держали его, и он застыл, сжимая голову руками.
– Что еще стряслось?! – вскричала Олимпия.
– Вы можете прочесть, – сказал Лотарио.
И он протянул ей письмо.
Олимпия стала читать:
Олимпия, тоже ошеломленная, выронила лист бумаги из рук.
– Уже две недели прошли с тех пор как отправлено это письмо, – проговорила она так же мрачно, как Лотарио. – А граф фон Эбербах говорит, что женится через несколько дней.
– Мое письмо разминулось с его посланием! – горестно вскричал Лотарио.
– Значит, – спросила Олимпия, – та, кого вы любите, и есть эта самая Фредерика?
– Да, сударыня.
– Не правда ли, это та самая девушка, о которой говорили у лорда Драммонда? Воспитанница господина Самуила Гельба?
– Она самая, сударыня.
– Здесь должен быть замешан Самуил! – вскричала Олимпия.
И с внезапной решимостью она заявила:
– Не отчаивайтесь, Лотарио. Мы сейчас же отправляемся в Париж. Возможно, мы еще успеем. Впрочем, вы же писали графу фон Эбербаху о своем отъезде из Берлина, теперь он уже получил ваше письмо. Значит, не стоит беспокоиться. Ваш дядя любит вас. Доверьтесь мне. Если время еще есть – а Господь не допустит иного, – я обещаю вам все уладить.
– Да услышит вас Бог, сударыня.
– В Ландеке меня ожидает наемный экипаж. Сейчас мы отыщем моего брата, и в путь. Ну же, не медлите!
Лотарио только и захватил с собой, что шляпу и плащ, дал мимоходом несколько распоряжений слугам, удивленным и весьма обрадованным его столь поспешным отъездом, и они с Олимпией вышли, а вернее сказать, выбежали на дорогу, ведущую в Ландек.
Меньше чем за четверть часа они добрались до гостиницы.
Ее хозяин стоял на пороге.
– Я уезжаю, – объявила Олимпия. – Лошадей, живо! А где мой брат?
– Ваш брат ушел, сударыня, – отвечал хозяин гостиницы, удрученный внезапным отъездом постояльцев, которые по его расчетам должны были задержаться здесь подольше.
– Ох, как некстати! Он не говорил, куда направляется?
– Он вообще ничего не сказал, разложил вещи в комнате и сразу пустился со всех ног в сторону Эбербахского замка.
– В сторону замка? – повторила Олимпия. – А мы как раз оттуда! Пять фридрихсдоров тому, кто мне его отыщет раньше, чем за полчаса.
– Пять фридрихсдоров! – ахнул хозяин гостиницы, ослепленный подобной щедростью.
Он позвал не то троих, не то четверых детишек, игравших у порога:
– Эй, вы! Вы же торчали здесь, когда госпожа сюда приехала. Брата ее приметили?
– Красивый такой господин в зеленом жилете? – спросил один из мальчишек.
– И в красном галстуке! – подхватил другой.
– Верно.
– О, так я его точно видел! – вмешался третий. – В этом своем красном и зеленом он был ярче, чем попугай.
– Значит, вы бы его узнали, если он встретится вам?
– Еще бы!
– Что ж! Пару флоринов тому, кто его сюда приведет раньше, чем через полчаса.
Он не успел договорить, а они уже кинулись на поиски.
– Погодите, – удержала их Олимпия. – Здесь где-то должна быть одна женщина, которая пасет коз; ее зовут…
– Гретхен!