Адские гнезда: Дуэт Гильденстерна и Родригеса (СИ)

И Бенито включает режим «перемотки». Перемотки времени мира. Как потешно в нём двигаются ассасины. Побежали-побежали — стоп! Побежали обратно!.. Точно то и со слухом: как потешно они лопочут!

Не одни ассасины. Резво бегут облака. День и ночь заметно сменяются: р-р-раз — и произошла перемена. Свет приглушается, вновь усиливается, интенсивность его меняется каждый миг. Освещение, будто в старом синематографе, где заметней перед тобою бежали кадрики. Видел Бенито такое в имперском музее: фильм о прибытии звездолёта — точнее, поезда. Или, уже в технологиях поновей — режим «перемотки»…

Сколько дней он вот так промотал? Надо было считать. Думаешь, где-то десяток, ну а на самом деле? «Перемотка» не позволяет следить за временем, только грамотно его убивать.

Хорошо, что режим избирательно выключается. Ты не сам выключаешь, как-то оно само. Но ведь всякий раз, когда это происходило, это было ко времени, к месту. В куче неважных мигов удавалось удачно выхватить что-нибудь ключевое.

Вот, к примеру, прибытие вездехода с джерихонскими артефактами. Уж его-то Бенито пронаблюдать сумел в самом реальном времени. Без ускорений, без замедлений — как было. Чем поможет ему — бог весть, но ведь значимое событие. Для него-то, начальника (хи-хи-хи!) Службы безопасности колонии.

8

Чем, однако, режим «перемотки» плох — он же тебя не кормит. Хоть ты как ускоряй своё восприятие времени, а желудок с кишечником не обманешь. С каждым выходом вон из транса они просят, причём всё настойчивей. Но Родригесу, к сожалению, нечем порадовать их. Вот разве потом, в новой жизни… А чтобы новая жизнь скорее пришла, надо ускорить эту. То есть — предельно замедлить её осознание.

Чем ещё неудачен режим «перемотки» — хуже врагов понимаешь. Ассасины — они ведь и так приблизительно лишь понятны. А как мечутся по дюнам, будто придурки, даже кажется: ну что же тут понимать? Объяснять их надо — в терминах, скажем, дебильности. Или какие другие диагнозы подсказал бы доктор Гонсалес?

Но понимаешь ты или нет, разница пока не большая. Ведь они же к тебе не ломятся. Только контролируют вход.

Ну а голод — тот ломится. Лезет из всех щелей. Избежать его хочется так настойчиво, что, казалось бы, жил бы в одной «перемотке», не выныривая наружу. Этот путь тупиковый. Это уход навсегда. В «перемотке» от голода сдохнешь и сам же того не заметишь.

В осознании этого Бенито пока возвращается. То есть, насовсем не уходит. Для него покуда не так уж мила категория «насовсем».

9

Ассасины интересны всё меньше. Но Бенито к ним возвращается, помня о долге. Он начальник чего-то там. Ну, такой, короче, организации, где не любят славных парней ассасинов. И, раз так, ему надо за ними следить. По-любому, потом пригодится.

Впрочем, Бенито ли что-то решал? Ох, не факт. Просто две внутренние силы, противоположно действующие, но будто бы без конфликта между собой. Сила-включатель «перемотки». Сила-выключатель. И та, которая выключает, будто бы знает, когда выключать.

Выключала, когда подвезли артефакты. Выключала, когда ассасины совещались вблизи от станции, да причём на важную тему — жив ли Родригес, и пришли к подозрению, что, похоже, всё ещё жив. Выключала, когда совещались, мочить ли Эрнандеса, но решили, что не мочить, ведь он не опасен. Наконец, выключала, когда привезли эксперта.

Кстати, Родригес экспертов знает, и практически всех. Ибо живут они где? В бабилонской Башне Учёных. Лишь один из экспертов там теперь не живёт; это Кай Гильденстерн, с ним вопрос немного сложнее. Нет готовности поворошить сложный вопрос…

В общем, стоило остановить «перемотку», ведь Бенито мог же узнать эксперта. И узнал. Ну надо же — и узнал!

Господин Блюменберг, чем же вас ассасины-то приманили? Вы же столп бабилонской науки, правая, что ли, рука главного учёного — Бека… Впрочем, нет, вы, наверное, левая. Правая — Шлик.

Неужели Родригес ошибся? Но нет! Не узнать Блюменберга было довольно сложно. Колоритная внешность: сутулость, квадратные плечи, орлиный нос. А зачем оказался здесь — ну конечно же, пригласили.

Первым долгом, конечно же, пригласили его в Джерихон. Он приехал, а цацек-то нет. Ассасины свистнули цацки. Что же делать бедняге учёному, прокатившемуся зазря? Ну конечно же, подождать приглашенья от новых владельцев. Кто владельцы, науке не важно, она вне политики.

Артефакты в контейнерах поспешили выгрузить из вездеходов. Их сложили в рядочек, прямо на песке. И светило орлиноносое стало расхаживать взад и вперёд, что-то высматривая. Интерес, надо полагать, не общеисследовательский. Ищут что-то конкретное, что-то, что можно узнать.

Дальше Блюменфельд с полной уверенностью указал на один артефакт, с меньшей уверенностью — на второй, с неуверенностью — ещё там на парочку. И, наверное, дал понять, что в теории-то всё ясно, но к окончательному решению позволит прийти только эксперимент.

Ладно. И что?

А то!!!

Тот артефакт, на который ученый показал уверенно, а заодно и второй два ассасина понесли почему-то в направлении станции. Блюменберг с важным видом большого учёного топал следом.

Эй, куда? Ну зачем они мне? Не надо!

10