Адвокат Доминанта

— Забудь о них, — резко рыкнул, вновь завладевая ее вниманием. Калашникова облизнула свои иссохшие губы, желая скорее требовательных поцелуев. И я сам едва себя держал в руках. Подобное у меня случается впервые, прежде все мои сабмиссив были профессионально обучены. Ничего не нужно было лишний раз объяснять, или учить. Мы приступали к делу сразу. Наши анкеты хранились у хозяев заведений, и если я изъявил желание к подходящей для меня сабмиссив, то я ждал ответа от нее — согласия. Или «да», или «нет». А теперь передо мною стоял чистый лист, не тронутый никем и «темой». От этой мысли я буквально дурел.

— Я пытаюсь, — Ева раздражалась. Классическая рок обработка фонила по пространству помещения, и только сейчас я обратил внимание на ее исполнение.

— Ева, закрой глаза, — попросил ласковым тоном, и девушка поддалась на мою просьбу. — Что ты чувствуешь, или слышишь? Ты можешь поделиться со мной своим внутренним волнением? — я начал вновь ходить вокруг нее, касаясь ее рук, живота и поясницы. Прикосновения электризовались, и рваные дыхания дополнили нотами звучание фоном льющуюся музыку. Ева глубоко вдохнула, и я видел, как она старалась сконцентрировать свое внимание на окружающей обстановке. Вкупе с моими ласками, для нее это было слишком — отвлечение действовало против нее.

— Не могу понять, — замотала головой, хмуря свои идеальные брови. — Я слышу твое дыхание, Лев. Я бы сказала, что даже чувствую его. Как ты близок сейчас ко мне, чем есть на самом деле. — Она была сама удивлена своим откровениям.

— А еще?

Калашникова улыбнулась. Я фактически дал понять ей, что она права, и я принимаю ее ответ таким. Стоя позади нее, я вдыхал аромат ее духов, которые перемешались с ее запахом возбуждения. Чуть ослабив свой галстук, быстрым рывком снял с себя пиджак и швырнул его на стул у двери. Ева прислушивалась.

— Я слышу музыку, но…, — Калашникова запнулась, шумно сглотнув.

— Правило номер два, Ева. Все, что ты чувствуешь, ты должна мне говорить. Пусть, даже если тебе это не нравится. Твой Дом должен знать, что именно тебя нервирует, или тревожит, — ласково провел по ее руке, поднимаясь выше — к плечу, к шее. Обняв ее за талию другой свободной рукой, притянул к себе и уткнулся носом в затылок Калашниковой. — Дверие — это основа "темы", Ева. Иначе никак.

— Я поняла, — с придыханием Ева ответила мне, теряясь в моих приятных ласках. Я путал ее мысли — это однозначно. Она стонала, и эхо разносилось по стенам нашей игровой. Я видел лица охранников: те наблюдали за нами, изучали мои манеры поведения, и как моя сабмиссив утопала во мне, поддаваясь на скрытые призывы. — Мне не нравится музыка, Лев, — замотала головой. — Она бесит меня, мы ведь не на концерте классики.

— Все правильно, куколка, — подбадриваю, и Калашникова снова замотала головой. Я остановился. — В чем дело? — повернул ее к себе лицом. Она распахнула глаза, не ожидав от меня такой резкости в голосе. Всматриваясь мне в лицо, Ева вновь облизнула свою нижнюю губку, а потом увела свой взгляд в сторону. Ясно. Что-то в моих словах ее укололо. — Ева, только честный подход способен подарить и открыть нам самые неожиданные стороны друг друга, — вложив в слова столько чувств, я верил, что Ева поймет. Она многое значила для меня. И не смотря на потерянные полтора года, а то и больше, я хотел наверстать упущенное. Только рядом с ней я мог быть самим собой.

— Больше не называй меня «куколкой», — с профессиональной тактичностью Ева выложила суть своей проблемы. Я притих, ошеломленный. Она — права! Твою мать, как я мог приравнивать Калашникову к тем, кто у меня уже был… Идиот. Сжал с силой свои губы, в эту секунду ненавидел себя за то, что без какого-либо умысла, но я обижал Еву. Она пристально сверлила своими зелеными глазами мое лицо. Потом сама потянулась ко мне, и обняла. Крепко, с той любовью, что дарят самые близкие люди.

— Прости меня, дорогая, — ответил я, целуя ее в макушку.

— Мне нужно было сказать тебе еще тогда, в первый раз, но ты очень ловко увлекаешь собой, — рассмеялась она, расслабляясь в моем кольце рук. — Мое стоп-слово будет банальным. Красный, это если совсем припрет, — засмеялась Калашникова, хотя я по-прежнему внимал каждому ее слову. Удивительная, храбрая женщина. И я влюблялся в Еву еще больше.