О, стоп! Он это серьёзно? Я даже посмотрел на него и прислушался к эмоциональному отклику, чтобы убедиться, что мне не послышалось. Не. Он реально это сказал.
Я быстро огляделся. Всё же горлопанил этот придурок знатно, и нас явно слышали за соседними столиками. Да. Точно слышали. Несколько человек бросали в нашу сторону недовольные взгляды. Причём недовольство это было направлено совсем не на меня.
— Всё сказал? — поинтересовался я у него.
— Я…
— Херня, — отрезал я. — Иди выпендривайся в другое место. То, что тебя взяли сюда из-за фамилии, вообще ничего не значит. А раз уж тебя взяли сюда вместе со мной, значит, ты ничем не лучше меня.
Парень аж пятнами от злости покрылся. А в эмоциях растерянность. Уж не знаю, чего он ожидал, но явно не такого. Сразу видно, что подобное сравнение больно ударило по его гордости. А вот люди за соседними столиками, наоборот, испытывали довольное злорадство.
— Ты пожалеешь, — не придумал он ничего лучше.
— Я жалею только о том, что ты мне обед своей рожей испортил.
После чего встал и направился к выходу, ощущая направленный мне в спину злобный взгляд.
Отнес поднос и спокойно ушёл из кафетерия. Папки сами себя не разберут, так что этот разговор я попросту выкинул из головы. Дальнейшее время пронеслось относительно быстро. Ещё шесть часов беспрерывной работы с короткими перерывами на то, чтобы выпить пару чашек кофе. Марина так и не вернулась, а я всё ещё сидел в помещении её… точнее, уже нашего отдела, разбирая бумаги. Я бы сделал даже больше, если бы не разыгравшееся любопытство. Да, я покопался в бумагах Скворцовой. Хотел узнать, над каким именно делом она сейчас «работает».
Любопытство удовлетворил.
Я как раз просматривал материалы по этому делу, когда дверь открылась.
— Чёрт, так это правда, — недовольно бросил Лазарев, поморщившись от всё ещё не исчезнувшего из воздуха запаха сигарет и закрыв за собой дверь. — Тебя действительно закинули сюда.
— Я так понимаю, ты ожидал чего-то другого? — спросил я, откладывая в сторону папку.
— Конечно! Ты должен был попасть в мой отдел!
Лазарев скривился.
Выражение у него было такое, будто он ищет, куда бы плюнуть от отвращения. И по-прежнему не чувствовал его эмоций. Но эмоции Розена я ощущал. А ведь он тоже аристократ. Странно…
— Так, — между тем продолжил Роман, — я договорюсь, чтобы тебя перевели…
— А вот этого делать не стоит, — перебил его и поймал на себе удивлённый взгляд.
— Не стоит? — воскликнул он. — Ты хоть понимаешь, куда попал? Это выгребная яма! Считай, карьерная могила. Отсюда не выбираются! Что? Чего ты лыбишься?
— Даже не знаю, — честно признался. — Может быть потому, что удивлён тому, как ты обо мне беспокоишься?
— Не придуривайся, — тут же осадил он меня. — Я тебя предупреждал, что собираюсь выиграть. И тот факт, что ты застрял тут, нисколько мне не помогает…
— Нет, — покачал головой. — Тут ты ошибаешься. И поэтому я тебе говорю, что не стоит этого делать. Взгляни.
Я передал ему папку, и тот нехотя взял её и принялся читать.
— Дохлый номер, — высказал он своё мнение после пары минут ознакомления с документами. — В лучшем случае будет сделка и мизерная компенсация. И, зная Штейнберга, я тебе могу сразу сказать, что она будет о-о-очень мизерной.
— Он настолько жадный? — специально сказал то, на что Лазарев рассмеялся.
— Издеваешься? — Роман положил папку на один из столов и сел в кресло. — Скорее уж он себе ногу отгрызёт, чем отдаст хотя бы часть из своих денег. У его семьи сейчас… ну, финансовые трудности, скажем так. В начале года одна из двух его фирм прогорела. Так что на большую компенсацию можно не рассчитывать. Он будет давить так, как только сможет, чтобы снизить её. Род не самый известный, но кое-какое влияние у них имеется.
— То есть лучший исход — это мизерная выплата и закрытая папка.
— Это в лучшем случае, — кивнул Роман. — Я же говорю. Гиблое дело.
— Тогда как оно попало сюда? — из чистого любопытства спросил я, чем вызвал удивленный взгляд.
— В смысле «как»? Их распределяют случайно между фирмами, которые с такими делами работают. Если нет конфликта интересов с уже имеющимися клиентами, то фирма берёт дело…
— А дальше будь что будет, — закончил я за него.
— Ну можно и так сказать, — уклончиво ответил он. — Как правило, мы просто добиваемся удобного для нас соглашения, и всё. Так что не заморачивайся. Пусть Скворцова попросит у него немного денег, получит мировую и… что?
Я сидел, улыбался и смотрел на него.
— Ты точно уверен, что он настолько жадный, насколько ты сказал?
Лазарев покачал головой, будто я спросил какую-то глупость.
— Говорю же, у него сейчас проблемы и… — На его лице неожиданно появилась улыбка, практически полностью копирующая мою собственную. — Сколько, говоришь, там квартир?
— Я не говорил. Но раз уж ты спросил, то девяносто шесть.
— Значит, узнал уже.
— Мне было любопытно, — хмыкнул я. — Вопрос в другом…
— Ресурсов на это вам никто не даст, — тут же сказал Лазарев, но я только махнул рукой.