Довольно долго так они стояли
у древнего канала. Их печали
развеялись, растаяли вдали,
где вечность отбывают корабли.
Но вот над горизонтом появился
луны-малютки новый ясный серп.
А Гусев снова, как дитя дивился:
«Глядите позади! Ведь я не слеп!
Там полная луна, побольше этой»!
А над равниной поднимался светлый
Почти что полный, диск второй луны.
Все диски на холмах при нём видны.
«Вот ночь, так ночь,– пробормотал сердито
товарищ Гусев,– В небе две луны»!
Спустились с берега по белым плитам.
Внизу одни лишь кактусы видны.
Вдруг чья-то тень шарахнулась в сторонку,
комок пушистый из-под ног – вдогонку.
Заскрежетало, вскрикнуло навзрыд.
И жуткий вой вселенную накрыл.
И тут же тишина. Вой оборвался.
А Лось и Гусев ринулись бегом.
И словно к дому, к аппарату рвался
любой из них по полю прямиком.
Но вот блеснула под луной обшивка.
Да, ноги принесли их без ошибки.
И вот он, тёплый от жары дневной,
теперь их сердцу милый, дом земной.
«Ну, нет! Я по местам паучьим этим,–
промолвил Гусев,–ночью не ходок»!
Люк отвинтил: «Да ни за что на свете»!
И в аппарат, закончив монолог.
Лось не спешил, прислушивался к полю,
приглядывался ко всему на воле.
И вот увидел: меж ночных светил
корабль крылатый, словно призрак, плыл…
Тень корабля проплыла и исчезла.
Лось на обшивку аппарата влез,
уселся и глядел в ночную бездну,
в бескрайний полнозвёздный свод небес.
А в аппарате Гусев всё возился.
Добро считая, не угомонился.
Он выглянул из люка и сказал:
«Нет, я не зря вот эти штуки взял.
Мстислав Сергеич, что ни говорите,
а золоту с камнями нет цены.
Отдам их Машке. Вы уж, как хотите,
а в Петрограде ценности важны»!
И снова Гусев скрылся в аппарате.
Потом затих счастливый, при награде.
А Лось не мог уснуть и всё сидел.
Курил он трубку, в небеса глядел,
в послушной памяти перебирая,
что видел, посетив старинный дом.
Откуда эта маска золотая
со стрекозиным глазом надо лбом?
Мозаика и эти великаны,
то в море, то меж звёзд в полёте странном?
Парабола и двух шаров семья:
кирпичный – Марс, рубиновый – Земля?
То символ власти над двумя мирами?
Непостижимо! Не понять умом!
А странный город, тот, что перед нами
в туманной мгле явился за стеклом?
А книга, что мелодией небесной
очаровала сутью бессловесной?
И почему покинут этот край?
И между кем борьба здесь и раздрай?
Скорей бы день. Ведь марсианский лётчик
дал знать о нас. Не зря он улетел.
А тот корабль, что пролетел здесь ночью,
нас, видно, не заметил в темноте.
Лось глянул в небо. Шар Земли в зените
и лучик от него зелёной нитью
шёл прямо в сердце, доставляя боль.
И вспомнил Лось печальную юдоль.
Бессонной ночью, у ворот сарая
он также видел восходящий Марс.
Прошли одни лишь сутки, отделяя
от этой были тот прощальный час.
Земля, Земля, от края и до края
любимая, жестокая, родная.
Моря, пустыни, рощи и поля –
покинутая родина моя…
А Человек, он, как эфемерида.
Вся жизнь его – мгновение одно.
И вот он – Лось один. Его обиды
и боль его в нём дремлют всё равно.
Да, он один своей безумной волей
от родины ушёл, но он неволен
от самого себя навек уйти.
Такого в звёздных далях нет пути.
Плечами передёрнул от прохлады,
влез в аппарат и там, в тепле прилёг.
А Гусев спит, похрапывая рядом,
уставший от похода и тревог.
Он человек простой и безыскусный,
не предал родины, ему не грустно,
и совесть у него вполне чиста.
Он здесь, как дома – новые места…
Лось задремал. Во сне он видел Землю.
Видение утешило его.
На берегу реки берёзы дремлют,
вода сверкает, в роще никого.
С той стороны явился кто-то в светлом,
И манит, и зовёт его приветно.
С улыбкой спал он, набираясь сил.
А утром шум винтов их разбудил.
Глава одиннадцатая
Марсиане
Плывут по небу розовые гряды,
под утро накативших, облаков.
В просветах тёмно-синих их громады
корабль крылатый, как из детских снов.
Корабль, залитый солнцем, трёхмачтовый,
как золотистый жук черноголовый,
три пары острых крыльев на боках,
парит в своей стихии, в небесах.
Прорезав облака, он опустился,
над полем всей громадою навис,
включил винты на мачтах, примарсился
и трапы опустил на почву, вниз.
И марсиане – тонкие фигурки –
шлем, как яйцо, серебряная куртка,
по лестницам, по кактусам бегут,
в руках они оружие несут.
А Гусев хмурый ждал у аппарата.
И маузер на взводе, как всегда.
Глядел, как марсианские солдаты
построились поодаль в два ряда
и на руке держали дулом ружья.
«Совсем, как бабы! Даже много хуже!–
на это глядя, Гусев проворчал.-
Никто из них винтовку не держал»!
Лось, на груди сложив спокойно руки,
с улыбкой ждал прибытия гостей
Последним с корабля сошёл без звука.
в халате чёрном, словно чародей,
голуболицый, старый марсианин.
Весь череп в шишках, словно был изранен.
На Гусеве свой взор остановил.
Затем с одним лишь Лосем говорил.
Он руку поднял с рукавом широким
и тонким, птичьим голосом сказал:
«Талцетл», и снова голосом высоким,
сказав «Талцетл», на небо указал.
«Земля,– промолвил Лось членораздельно.
«Земля,– тот по слогам сказал отдельным.
Затем на солнце рукавом махнул –
«Соацр» протяжно слово протянул.
Потом на почву показал и тут же
как будто шар руками обхватил:
Промолвил «Тума», а затем, не хуже
названье «человек» он объяснил:
На Лося, на себя и на солдата