Афанасий Никитин. Время сильных людей

Стражники зыркнули на Афанасия строго и затворили за собой дверь. Купец остался наедине со своими постепенно рассеивающимися страхами. Его привели не в застенок и не в пыточную. Хотя это еще ничего не значило. Ну раз так, хоть поесть чего напоследок, а то от риса уже живот пучит. Он подошел к столику, на котором стояло блюдо с фруктами, и хотел отщипнуть от грозди крупную янтарную виноградину, но посмотрел на свои грязные руки с траурной каймой под ногтями и передумал. Обошел ложе со всех сторон, внимательно приглядываясь, нет ли какого подвоха. Тоже не нашел. А собственно, тогда зачем его подняли среди ночи и приволокли в эту комнату? Ради чьей прихоти? Злясь, сам не зная на кого, он со всего размаху опустился на чистые простыни. Откинулся на спину. Полежал чуть, опять сел. Сжав пальцами узкое горлышко кувшина, отпил тягучего, невероятно сладкого нектара. Морщась от приторности, схватил фрукт позеленее и куснул. Поморщился от наполнивший рот кислятины и снова хлебнул сладкого.

Звоном серебряного колокольчика раздался женский смех. Афанасий поперхнулся, обернулся, утирая губы полой рубахи. Вскочил на ноги. Да, это была она. Лакшми.

Танцовщица стояла у подпирающей свод колонны и озорными глазами глядела на оторопевшего и сконфузившегося Афанасия.

— Здравствуй, путник! — проворковала она голосом, от которого у него все внутри затрепетало.

— Здравствуй, царевна! — брякнул он и отвесил поясной поклон.

— Какая ж я царевна? — улыбнулась она.

— Прости, не подумавши я… — пролепетал Афанасий. — Царица?

— Да брось. — Скользящей походкой она приблизилась к ложу и села на краешек. Чуть нагнула голову на лебединой шее и снова улыбнулась. — Да ты чего растерялся так? Присаживайся.

— Спасибо! — ответил он, садясь на краешек с другой стороны ложа.

— Ну, рассказывай.

— О чем? — не понял купец.

— Кто ты, за какими надобностями пожаловал в наши края?

— По торговому делу я, — в какой уже раз начал излагать свою сказку купец. — Прибыл из далекого и прекрасного города Гер… Э… Из Твери я. — Он мог бы соврать, но под взором ее прекрасных глаз ему совсем не хотелось этого делать. — Зовут меня Афанасий, сын Микитин. Путешествую по вашим краям в поисках… подходящего для нашей земли товара… — на этот раз он не решился сказать всей правды.

— Что ж тебя занесло в священный город Парват? Ярмарка тут есть, но не сыщется на ней ничего такого, чего нет в Бидаре. Ты ведь оттуда?

— Да, а как ты догадалась? — насторожился Афанасий.

— Весточку передали, что придешь, — улыбнулась она.

— Кто? Неужто кузнец из Аланда?

— Он не из Аланда, но познакомились вы там, да.

— Ну, я это…

— Не надо, не говори ничего. Знаю я и про город твой несчастный, и про то, что секрет ковки оружия ты ищешь, чтоб можно было с ним врагу противостоять. Все знаю. Лучше расскажи мне про страны, через какие путешествовал.

— Погоди про страны, давай про оружие докончим.

— А что там доканчивать? Известен мне мастер, к которому тебя кузнец направил. Проведу я тебя к нему. Хочешь, прямо завтра утром и проведу. Если бумаги, что с тобой, ему будет мало, сама поговорю. Меня послушает.

— Господи, да ты-то каким боком к этому делу?

— А ты думаешь, нас радует, что мусульмане захватывают нашу землю и насаждают свою веру?

— Тоже верно. А кто это «вы»?

— Брахманы. Жрецы Шивы, Вишну и Брахмы. Ну и других всяких… — Она пренебрежительно махнула рукой.

— Так не понимаю, я-то чего? — смутился Афанасий. — Мне б со своими делами разобраться, а не ваших богов от последователей Мухаммедовых спасать.

— Вот и я не понимаю, но уж если Дурмукха, это дядя мой, тот самый кузнец, решил тебе довериться, значит, это не зря. Он мудрец и духовидец, — ответила женщина, придвинувшись ближе к Афанасию.

— А мастер?

— Мастер Юпакша? Это мой другой дядя, — улыбнулась она. — Знаешь, давай отложим все эти мужские штучки до завтра. Расскажи лучше про свои странствования.

— Зачем оно тебе? — пожал плечами Афанасий.

— Тоскливо мне тут, — с вздохом молвила Лакшми. — Нет никакой жизни.

— Так сама отправляйся в страны далекие. Караваны, почитай, каждый день ходят в любой город, хоть в Амоль Мазандеранский, хоть в Пекин китайский, отсюда вроде уже и недалеко. Да с твоим воинством и без всякого каравана можно.

— Кто ж меня отпустит? — снова вздохнула она, и плечи ее опустились.

Афанасию вдруг захотелось обнять ее, прижать маленькую черноволосую головку к могучему плечу, но он поостерегся.

— Что ж так? — спросил он.

— Паломники мне поклоняются. Слуги боготворят. Воины служат мне здесь беззаветно, но любой из них убьет меня, если я попытаюсь покинуть город.

— Кто же им такой приказ отдал? Брахманы эти твои?

— Нет, не брахманы. Брахманы такие же бесправные, как я. Тут они могут распоряжаться, но их тоже убьют, если они попробуют уйти, так уж тут повелось. Рождаешься при храме, живешь при храме и умираешь при храме.

— Нешто не сбежать?