Аферист Его Высочества

Работать Сизиф начал прямо со следующего утра. Выглядел он посвежевшим, руки не тряслись, а на душе если и не обреталась благость, то было весьма спокойно. Ведь очень важно, приступая к новому делу, чтобы тебя ничто не угнетало и не тревожило. А значит, ничто не отвлекало. Иначе чуждое могло сказаться на работе.

Работа у Сизифа спорилась. Ведь всего несколько месяцев назад он уже писал «Карла Пятого» великого Тициана Вечеллио, так что для того, чтобы сработать картину в лучшем виде, у него все было под рукой: каталоги, несколько копий с картины, скорее фотографического плана, нежели художественного, – что и было очень хорошо, ибо тем самым ошибки даже в самых мелких деталях исключались; состаренные грубые холсты, а Тициан предпочитал именно такой холст с грубой фактурой; и естественные краски – лазурь, киноварь, охра, бирюза, которыми пользовались в эпоху Возрождения. Краски Сизиф изготавливал сам, скупая минералы у натуралистов, по старинным рецептам растирал их в ступке, добавляя различные компоненты.

Неофитов неотлучно находился при Сизифе. А ну как старый товарищ сорвется и запьет? Тогда все дело – коту под хвост!

Африканыч завороженно смотрел, как из-под кисти Сизифа появляется нечто, что потом превращается в деталь королевских лат, а несколько мазков, ничего на первый взгляд не значащих, с появлением еще одного вдруг становились человеческим глазом, выразительно смотрящим вдаль.

Это было чудо. Пораженный его созданием, Африканыч пропустил мимо ушей бурчание Сизифа о том, что «чего это вдруг всем понадобился Тициан». Иначе бы он непременно спросил: «Кому это всем?» И получил бы примерно такого рода ответ: «Да приходил тут один. Тоже «Карла Пятого» заказывал. Это хорошо, что тебе именно «Карл Пятый» нужен. Потому как я его уже писал. Правда, копия выходит всегда хуже оригинала, но я постараюсь…» Африканыч непременно бы расспросил Сизифа об этом человеке и положил сведения о данном факте на одну из полочек своей памяти, чтобы потом, вернувшись в Казань, рассказать все Севе Долгорукову. Но Самсон Африканыч этого не сделал.

А кисть Сизифа густо накладывала все новые и новые мазки. Энергично, экспрессивно и мощно, как делал это сам великий Тициан. Вблизи было трудно что-либо рассмотреть. Но при отдалении на несколько шагов становилось понятно, что рождается шедевр. Сизиф работал самозабвенно, не помня ни места, где создавал творение, ни времени, и Неофитов, проголодавшись, часто обедал один, а то один и ужинал, не решаясь перебивать вдохновенную работу старого товарища.

Неожиданно в работе Сизифа наступил перерыв.

– Ты чего рисовать перестал? – спросил Африканыч.

– Я и не рисовал, – нервически ответил Сизиф.

– А что ты делал?

– Писал. Я писал картину. Картины, друг мой, пишут…

– Я понял, понял, – примирительно произнес Самсон Африканыч. – Так что ж ты перестал писать? У нас уже времени в обрез.

– Так надо, – после некоторого раздумья ответил Сизиф.

– Зачем?

– Затем, что так делал сам Тициан. Закончив работу вчерне, он оставлял картину на видном месте, на время, чтобы «остыть» и как бы походя замечать потом недоработки и недостатки уже холодным взором. Иногда он оставлял работу на несколько месяцев…

– Костя, у нас нет этих нескольких месяцев, – заметил с тревогой Неофитов.

– Я знаю. Пусть постоит так пару-тройку недель. А я уж дух переведу!

– Недель?! – Африканыч был вне себя. – Это невозможно! Сева, верно, уже всю икру выметал.

– Ну, так надо, понимаешь?

Очень жаль, что времени было в обрез. Второй «Карл Пятый» мог получиться хуже первого, за которого Сизиф получил от провинциала

двести рублей…

Несколько раз он порывался выпить, как оно и бывает, когда в чем-либо происходит заминка или цель выполнена, а новой еще не предвидится. Однако Африканыч был начеку и следовал за Сизифом буквально по пятам.

Недели полторы художник ходил мимо картины, пристально разглядывая ее. Африканыча все это просто выводило из себя, но сделать он ничего не мог. И торопить Сизифа не было никакого смысла: дело от этого не сдвинулось бы ни на дюйм. Правда, за это время Сизиф изготовил все бумаги, удостоверяющие подлинность картины, ибо к такого рода произведениям живописи обязательно прилагаются сопроводительные документы, подтверждающие кисть мастера – в данном случае Тициана Вечеллио де Кадоре.

Наконец, после очередного (невесть какого по счету) осмотра картины, Сизиф будто спохватился и принялся лихорадочно наносить на картину краску прямо пальцами.

– Так делал Тициан, – вскользь бросил Африканычу Сизиф, когда тот осторожно спросил, почему он работает не кистями, а пальцами. После такого ответа Неофитов умолк, потому как даже ему стало понятно, что именно так и надо: буквально на его глазах картина начинала искриться и переливаться музыкой полутонов. Нет, симфонией.

– Ты гений, Сизиф, – тихо произнес Неофитов.