Аферистка

— Может, и судьба. Разберемся, — пообещала Татьяна. — Ты, главное, не волнуйся. Я выпишусь отсюда, ты меня отвезешь домой, побудешь возле меня, пока я освоюсь в доме, а потом поедешь к себе. Мне надо прийти в себя, вспомнить себя, посмотреть на тебя со стороны, познакомиться с твоим образом жизни. Оглянуться в селе, понимаешь?

— Хорошо.

Вот так они поговорили о своем будущем. Короче, зря он страшил себя — вместо того чтобы стать для Татьяны опорой, он, похоже, поймал жар-птицу, обещающую принести ему нормальную супружескую жизнь. Татьяна же в конце концов не отказала!

2

В гости к Григорию Татьяна попала не скоро.

Сразу после больницы она еще восстанавливала здоровье амбулаторно, а потом вышла на работу и в связи с экстраординарным случаем попросила отпустить ее в отпуск без содержания до конца лета. В районо ей пошли навстречу и в виде исключения разрешили заниматься своим полным выздоровлением.

Шрамы и рубцы, толстые и покрасневшие, что остались у нее на лбу и на подбородке, конечно, портили ее вид, хотя по сравнению с прошлой внешностью она была просто волшебной красавицей. Татьяна не помнила своей пластической операции, только знала, что она имела место и что сопровождалась осложнениями и аллергией от лечения воспалений. Поэтому ехать в Киев на улучшение внешности больше не желала. Начались длинные поиски более хороших специалистов в деле косметической хирургии. Татьяна ездила в Днепропетровск в частную клинику, говорила там с хирургами, изучала оборудование и новые методики, взвешивала тамошние условия, расспрашивала об их коллегах, консультировалась, как ей лучше сделать. Дело было не в деньгах. Но провинция оставалась провинцией.

Общеизвестно, что лучшие пластические хирурги работают в Бразилии. Наторели на изменении внешности бывших нацистских преступников! Но сейчас они специализируются на играх с силиконом, на основательном изменении черт лица. Татьяне первое не надо было еще, а второе не надо было уже. Вот она и выбирала между хорошим опытом, который мог обеспечить наименьший риск, и новейшей технологией. В конце концов выбор пал на частную Московскую клинику «Богиня» доктора Эдмонда Ситника. Там ей назначили прием на конец мая.

Татьяна не торопилась, так как просто не знала, как жить дальше, во всяком случае так можно было подумать, глядя на нее со стороны. Память исподволь восстанавливалась или, может, рождалась сызнова в новых контактах с людьми. Все меньше случалось недоразумений, хотя мелочи и незначащие события прочь провалились в небытие, как будто их не было, и иногда от этого все-таки возникали неудобные моменты. Например, в разговоре с Петром Змиевским она упомянула о том, как Григорий ставил ему горчичники.

— Да это же не я клиент Григория, а Сашка, сосед его, — расхохотался Петр. — Мне Ирина такие горчичники каждый вечер ставит, что куда там Григорию!

— Ой, я что-то напутала, — смутилась Татьяна. — Извините. Мужчины все-таки остаются для меня чем-то непостижимым.

— Бывает, привыкнешь, — безобидно похлопал ее по плечу Петр.

В другой раз она поблагодарила свою коллегу учительницу Зуеву за замечательный хворост, которым та когда-то ее угощала, а бедная Мокрина Ивановна чуть не потеряла дар речи.

— Какой хворост? Я и сама печенного не употребляю из-за его вредности для печени, и других не угощаю, и печь не умею. А вот то, что ты забыла мои картофельные зразы с потрохами и грибочками, мне обидно.

— Ой, вижу, как долго я дома не была! — засмеялась Татьяна. — А зразы ваши забыть невозможно, более того — невозможно прекратить мечтать о них. Жаль, что после аллергии, которая со мной случилась после операции, мне надо придерживаться диеты.

Так вот, за Татьяной закрепилась слава чудаковатой девушки, причем теперь всем казалось, что она такой и была, ведь недаром же поехала лицо переделывать. Просто раньше в ней этому не придавали значения. А теперь — после многих стрессов и травм, которые она, пережив сама, доставила и своим знакомым, — ее странноватость начала ими осознаваться. Вот и все, значит, это надо принять как должное и не переживать.

Она стала более нервной, но и более инициативной и уверенной в себе, держалась независимо от людей и обстоятельств. Короче, то, что выпало на ее долю, наложило свою печать не только на характер, но и на тип личности. Из форменной флегматички, она стала подвижной сангвиничкой, едва не более того.

С Григорием после своего возвращения из больницы Татьяна старалась не встречаться. А тот от этого страдал, да еще и люди прибавляли ему неприятностей, реагируя в каждом случае на свой лад: кто радовался, кто сочувствовал, а кое-кто и откровенно злорадствовал.

Как-то в воскресенье пошел он на местный базар, чтобы купить домашнего сливочного масла — любил грешным делом намазать его на хорошую краюху хлеба, сверху смазать медом и съесть, запивая горячим чаем, — а здесь и все активные свидетели драмы собрались.

— Здравствуйте, именинник! — первой раззявила вершу Дарка Гнедая, картинно раскланиваясь с ним издали перед всеми людьми, что повылезли в центр себя показать.