Аферистка

— Давай теперь я возьмусь, — подошла к нему Татьяна и перехватила работу. — Ручками и ножками? Какой ты молодец! У тебя есть микроволновая печь? Я там жаренные грибы разогрею. А где скатерка?

Григорий носился по дому, доставал то скатерку, то салфетки, то одинаковые тарелки, показывал, где у него стоит посуда для микроволновой печи.

— Бутылки даже не выставляй, — предупредила его Татьяна. — Мне нельзя, а еще я ненавижу пьющих мужиков.

— А совсем чуточку?

— Ты же, кажется мне, не пьешь, — повернулась к нему Татьяна. — Зачем спрашиваешь?

— На всякий случай.

— И совсем чуточку ненавижу. Вообще не люблю, когда люди вводят себя в состояние измененного сознания.

— Ой, расшифруй!

— Какой чудной! Что здесь непонятного? Табак, алкоголь, наркотики, определенные виды лекарств влияют на человека так, что он делается другим, не самим собой. Он начинает по-иному реагировать на окружение, по-иному оценивать мир, иначе говоря, его сознание становится другим, измененным. Это уже не тот человек, который был сначала, а другой, с которым я, например, не знакомилась и не планировала знакомиться в дальнейшем.

— Для меня это не проблема, просто поинтересовался, — Григорий сказал правду, но все равно немного поджал хвост, как ученик при учительнице.

А потом они наслаждались едой, хвалили местные продукты, обсуждали кулинарные рецепты, смотрели телевизионные передачи, перебрасываясь впечатлениями от них. Вперемежку с теми репликами говорили о погоде, хорошем лете, только начинающемся, к счастью. О работе и домашнем хозяйстве Григорий, не желая наводить на гостью скуку, вспоминать не хотел, поэтому еще поделился планами на отдых.

— Я заказал две путевки на море. Поедем?

— Уже заказал? — с не очень одобрительным удивлением переспросила Татьяна. — Для нас?

— Ну да. Но это, собственно, никого ни к чему не обязывает. Как когда-то говорили, я просто узнал про эти путевки. Так поедем?

— А, — в голосе девушки зазвенел металл. — Осмотрительно, это правильно, — сказала она, полностью игнорируя его последний вопрос.

Григорий немного приупал духом. Вдруг исчезли темы для разговора, неинтересными показались передачи, неприятно запахли выставленные блюда и показалось неуместным кофе, натертый им на ручной кофемолке. Кофе? На ночь? Перед сном? Кто так делает? Погрузившись в свои мысли, он, не останавливаясь, раз и второй раз пересек комнату широкими шагами. Искал и не мог найти повод избавиться от неприятного осадка, появившегося при упоминании об отпуске, презирал себя за слабость, за то, что эта девушка — такая, оказывается, сильная и самостоятельная — давно выделила его среди других, а он того не достоин. В конце концов он остановился, стараясь точнее сформулировать свою мысль, — ведь то, что он хотел сказать Татьяне, было жизненно важным для них обоих. «Получил пощечину, — продолжал насмехаться над собой. — Иногда такое сотрясение помогает временно рассеять хроническую глупость и враз поумнеть».

Уже и Татьяна поняла, что резковато поступила, и тоже не знала, как исправить положение. Правда, она не очень этим огорчалась.

И вот незаметно для обоих Григорий заговорил о своем одиночестве, о смерти родителей, о пустоте своего внутреннего мира, о том, как тяжело ему выйти со своей скорлупы, о неуверенности в себе, своей нерешительности, своих ошибках, сомнениях и апатии…

— Я хочу никогда с тобой не расставаться, всегда быть вместе. Не знаю, как об этом сказать, — бубнил он. — Боюсь показаться смешным, но лучшие слова еще не придуманы: я люблю тебя и прошу твоей руки. Выходи за меня замуж.

Татьяна озабоченно наморщила лоб: Григорий готовился к такому разговору или он вызван ее норовистостью? Хорошо, разберемся. И она облегченно засмеялась.

— Чем же ты нерешительный? Наговариваешь на себя! Ты нормальный парень. Не скажу, что твои слова оказались неожиданными для меня. Но я должна подумать. Давай, знаешь что? Давай посмотрим твой домашний фотоальбом, я хочу увидеть тебя маленьким, посмотреть, которыми были твои родители.

Григорий подошел к книжному шкафу и из нижней ее тумбы достал альбом довольно большого формата.

— Здесь не все приклеено и прикреплено, много фотографий хранятся в рассыпанном состоянии, — он осторожно подал Татьяне альбом, не наклоняя его, чтобы не высыпалось содержимое. — Ты смотри, а я пойду покурю, можно?

Татьяна только молча кивнула.

Детских фотографий оказалось не много, да и те были только из раннего детства. Создавалось впечатление, что в зрелом возрасте родители Григория уже болели и не имели ни возможности, ни желания любоваться сыном, заниматься чем-то кроме своих основных обязанностей. Мальчишка был очень хорошеньким, смуглым карапузиком, и оставался таким где-то лет до двенадцати. А потом враз вытянулся, окреп и его глаза приобрели волшебный цвет осенних бархатцев, были такие же мохнатые от длинных ресниц и покрытые тонкой паволокой, как туманцем.