Афган, снова Афган...

— Спасибо за все! — сказал Сарвари. — Может, еще встретимся…

— Может быть…

Три фигуры в спецназовской форме спустились по лесенке вниз. Кто-то из встречавших указал каждому на отдельную машину. Министры расселись в «Волги», и кортеж, развернувшись, резко рванул прочь от самолета.

Уехали…

После этого мы часа два стояли, ждали, пока самолет заправлялся. Было душно и пыльно. Вдали в знойном мареве виднелись какие-то унылые аэродромные постройки. За ними стояли свечки пирамидальных тополей. За это время штурман куда-то смотался и вернулся с большой сумкой овощей и фруктов.

— Перекусить никогда не помешает! — пояснил он.

— Долго до Москвы лететь? — спросил я.

— Часа четыре, может, чуть больше…

Делать было вроде бы нечего. Я послонялся вокруг самолета. Пыль… Выжженная солнцем трава… Я потянул носом, пытаясь глубже вдохнуть воздух Родины. Ведь мы уже в Союзе! Но пахло так же, как в Баграме: пылью, безводьем и чем-то еще неуловимым… не знаю, как объяснить, Азией, что ли… Тогда я пошел в салон, расстелил на полу брезент, подложил под голову подсумки с рожками… и моментально заснул мертвецким сном. На этот раз мне ничего не снилось.

Разбудил меня Стас, когда мы уже подлетали к Москве. Было темно. Внизу, насколько хватало глаз, были видны многочисленные огоньки.

— Москва!

Кое-как продрал глаза, ополоснул из фляги лицо.

Мы приземлились на военном аэродроме Чкаловский. Отсюда мы вылетали в неизвестность почти три месяца назад.

Нас встречал сам Григорий Иванович Бояринов.

— Ну, герои, как долетели? Здорово! — Он жал нам руки, был радостно возбужден. — Все в порядке? Без потерь? Молодцы!

В это время техники открыли рампу, и солдат-водитель выкатил из самолета наш запыленный грузовик. Отогнав грузовик метров на двадцать от самолета, солдат подошел к нам.

— Товарищ полковник, — обратился он к Бояринову, — а как же мы поедем? На нем ведь номера иностранные, не наши! ГАИ остановит!

Действительно, на грузовике висели афганские номерные знаки, на которых русскому глазу даже не за что зацепиться: на белом фоне сплошные каракули и завитки арабской вязи. Что цифры, что буквы — ни черта не понять!

— Ничего, — хохотнул Бояринов, — не остановят! Все. Поехали! Ребята, — обратился он к нам, — садитесь в грузовик, я — за вами на УАЗе. Хватит. Домой!

Примерно через час, когда уже стемнело, мы въезжали в ворота родного объекта в Балашихе. Здесь стояли высокие разлапистые ели, желтым и багряным отсвечивали в лучах автомобильных фар клены. Накрапывал мелкий дождик. Было свежо, прохладно и очень тихо… Вот где воздух Родины! Здесь можно вздохнуть полной грудью! И запахи-то все родные. Пахнет лесом, влагой, грибами и сладостной прелью опадающих листьев. «…Клены выкрасили город колдовским каким-то цветом, это значит: очень скоро бабье лето…бабье лето…» Красота! Да. Это вам не потная и вонючая Азия! Одно слово — Россия.

Нас разместили на первом этаже центрального учебного корпуса. Деревянный двухэтажный особнячок, где мы жили до Афганистана, был занят. Там жили ребята, которые ранее кончали наш КУОС. Их призвали со всех краев необъятного Союза. Сейчас они проходили краткий курс переподготовки, а потом на самолет — и в Афган.

Об этом нам под большим секретом рассказал болтливый Коля, которого забрал из Кабула Бояринов, улетая в Москву. С Колей мы столкнулись в коридоре корпуса. Он очень нам обрадовался и тут же выложил все, что знал и что слышал.

— Да, вы знаете, что принято решение отправить вас по домам в отпуск? — спросил Коля.

— Надолго?

— Полностью отпуск отгуляете, а потом посмотрим… Сейчас народ по всему Союзу подбирают. Так что через пару месяцев готовьтесь снова… Пару дней здесь побудете — и по домам. Там, в Кабуле, — Коля понизил голос до шепота, — такое заворачивается, ого-го!

Вот так. Значит, по домам. А что потом? Призовут ли? Вспомнят ли? Эх, черт! Как-то не так все получается. Я-то надеялся, что мы прокантуемся здесь хотя бы недельку (я бы домой съездил!), а потом обратно! Да, видимо, Долматов знал это. Потому так и прощался. Зря я вызвался сюда ехать. Ребята наши там… Вон, еще готовятся лететь…

Настроение было испорчено вконец.

Мы пошли сдавать оружие и амуницию. Потом к нам в комнату прибежал дневальный и сказал, что нас вызывает начальник объекта полковник Бояринов.

Мы поднялись на второй этаж, постучали, зашли в кабинет Григория Ивановича. Кроме Бояринова в кабинете сидели его заместитель и Коля.

Григорий Иванович с озабоченным и значительным видом начал так:

— Ну что, ребята… Вопрос о вас еще решается. Поэтому дисциплина, и еще раз дисциплина. О том, что видели там и что знаете, — молчок. Никому! Ясно? Это приказ даже не мой, а вышестоящего командования! Как настроение? Ничего? — Бояринов немного помолчал, а потом значительно добавил: — Не исключено, что через пару дней вы снова полетите…

Тут я не выдержал:

— Куда полетим? Домой, в отпуск?

Немая сцена.

Все посмотрели на Колю. Коля опустил глаза.

— М-да. Все уже рассказать успел? — поинтересовался Григорий Иванович у Коли.

— Григорий Иванович, да я… Почему сразу на меня…

— Ладно. Все ясно.

Помолчали.