Афган, снова Афган...

Казалось бы, мимолетный эпизод, но я почему-то запомнил этих ребят. С ними я столкнулся через несколько лет, когда был подключен к расследованию нашумевшего в свое время дела «Востокинторга». Представители этой славной организации «делали» в Афганистане большие деньги на вымогательстве взяток с местных купцов за право торговли с СССР, на контрабанде, на валютных и спекулятивных операциях. Совершенно случайно тем хмурым утром 28 декабря 1979 года я оказался свидетелем того, как они пытались с самолетом, отвозившим раненых бойцов, переправить в Ташкент очередную партию контрабанды. Они наверняка знали, что этот самолет досматриваться никем не будет. Поэтому и приготовили целый грузовик товара. Но у них в тот раз все сорвалось. Может быть, возмутился командир корабля и экипаж… А может быть, просто не было места…

Когда я читал в материалах дела показания фигурантов о попытках отправить товар в Ташкент с ранеными и убитыми, я тут же вспомнил парня с ампутированной рукой, труп в кузове грузовика и этих сытых, богато одетых и уверенных в своей безнаказанности молодых парней на иномарке. Часть из этих «востокинторговцев» все-таки довели до суда и посадили в 1984 году. Но сидели они совсем чуть-чуть: почти всех их довольно быстро выкупили. Часть освободилась досрочно, кого-то отправили отбывать срок на этнические родины, где они моментально вышли на волю.

Ну а мы наконец взлетели. Самолет взял курс на север. Домой! Сидя у иллюминатора, я смотрел на расстилающуюся под нами гряду плотных облаков и пытался разобраться в своих ощущениях.

Свой офицерский долг я исполнил. Был в бою. Не испугался. Не прятался. Меня убивали, и я убивал. Значит, перед ребятами, перед сослуживцами не стыдно. Это радует. Теперь есть надежда, что меня, обстрелянного офицера-спецназовца, не обойдут стороной новые интересные задания, новые страны…

Судя по тому, что я могу самостоятельно передвигаться, раны мои вряд ли представляют серьезную опасность для здоровья. Так что и с этой точки зрения беспокоиться не о чем.

Ну, что же… Из этой переделки мне удалось выбраться практически с минимальными потерями. Может быть, действительно есть Бог и есть мой личный ангел-хранитель, который в нужный момент позаботился о том, чтобы раны были не смертельные. Спасибо ему и спасибо тебе, Господи, если ты есть!

Размышляя таким образом, я задремал и проснулся только тогда, когда самолет уже начал заходить на посадку.

Уже в темноте он приземлился в Ташкенте.

Там снова автобусы. Санитарные машины. Куча людей в белых халатах, в военном, в штатском. Все с каким-то жадным интересом разглядывали нас, одетых в ношеные вещи с чужого плеча, в окровавленных бинтах, на костылях, поддерживающих друг друга.

Нас отвезли в военный госпиталь. Ходячих раненых привели в какой-то большой холл, где врачи провели предварительный осмотр. Потом на рентген. Затем развели по палатам. Выдали больничную одежду: пижаму и штаны. Я с большим трудом кое-как переоделся и, кряхтя, взобрался на высокую койку. Лег поудобнее. Чистое белье, теплое одеяло… Я пригрелся и задремал.

Однако минут через двадцать за мной пришли двое молодых ребят в больничной одежде (как потом выяснилось, это были солдаты, которые лежали в госпитале по болезни, уже почти выздоровели и помогали сестрам с тяжелыми больными) и молодая хирургическая сестра. Они привезли с собой тележку.

— Так, сейчас поедем на операцию! — бодро заявила сестра. — Раздевайся, перекладывайся на тележку!

— Да я сам могу дойти! — попытался возражать я. — Вы только помогите встать с кровати…

— Давай, давай, не задерживай нас, доктор уже ждет!

Я снял пижаму и брюки, оставшись в нижней рубашке и трусах.

— Полностью раздевайся!

— Зачем полностью?

— Ну-ка, помогите ему! — отдала приказание сестра, и солдатики начали стаскивать с меня рубаху.

В конце концов меня, совершенно голого, взгромоздили на тележку и покатили в коридор. Тут я взбунтовался:

— Что вы делаете? Что вы со мной как с трупом обращаетесь? Хоть прикройте чем-нибудь, ведь холодно же!

Меня прикрыли одеялом.

Поехали по коридору в операционный кабинет. Там меня перевалили на стол.

— Так… Ну, что тут у нас? — бодрым, жизнерадостным голосом поинтересовался хирург. Он рассматривал мои еще мокрые рентгеновские снимки. — Ничего страшного… Ага, вот здесь… — Доктор вполголоса обсуждал что-то с сестрой. — Помогите ему лечь на правый бок…

Операция началась.

Для начала доктор узнал, как меня зовут, предложил выпить стопочку спирта «за знакомство». Я ухнул мензурку чистого, запил дистиллированной водой. Спирт огнем разлился по телу, даже утихла головная боль. В это время сестра обрабатывала рану на боку каким-то составом, по запаху напоминающим бензин. Потом вкололи замораживающие уколы.

Напротив меня был еще один стол, на котором на животе лежал Леша Баев. У него, кроме сквозного ранения шеи, вся спина побита осколками. Над ним колдовали хирург и сестра. Доктора вовсю балагурили, весело шутили с нами. Наконец мой хирург вытащил из бока пулю.

— Вот, смотри! — показал он мне зажатый в пинцете покореженный кусочек металла.