За нами внимательно наблюдают: как мы разгружаем вещи, устанавливаем генератор, звоним по спутниковому телефону. Пока нас всех поместили в одной комнате, но завтра обещали освободить целый дом. Нам приносят еду – блюдо с рисом и куском баранины, а в отдельных плошках – картошка с мясным соусом. Нам хотят постелить клеенку в комнате прямо на полу. Журналисты, которых мы сменили, оставили нам стол и четыре стула, поэтому мы устраиваем ужин во дворе, за столом, со своими пластмассовыми приборами и тарелками. После ужина довольно рано ложимся спать, надо беречь генератор и бензин. Я пытаюсь почитать при свече, но от усталости и впечатлений глаза сами закрываются…
27 октября, суббота
Ночью мы просыпаемся от страшного ветра. Мы оставили окно открытым, а началась пыльная буря, поэтому когда в шесть утра звонит будильник, который я поставила рядом со своим спальным мешком, никаких цифр на его циферблате не видно, он засыпан пылью, также, как наш телефон, рюкзаки, одежда. Слава богу, что телекамера была в чехле, иначе командировка закончилась бы не начавшись. На полу тоже слой пыли, а белая майка, в которой я спала, стала коричневой. На улице становится все холодней и холодней, дует страшный ветер, небо заволокли тяжелые пыльные тучи. Трудно представить, что вчера еще была жара, светило солнце, а я сокрушалась, что взяла так мало летних вещей. Мы начинаем переносить вещи в другой дом. Он находится во втором дворе, там живут женщины. Я захожу к ним в комнату. Они не могут разговаривать с посторонними мужчинами, даже не имеют права показывать им свое лицо, а женщине могут. Они очень радушны, угощают чаем. После вчерашнего знакомства нам легче общаться, мне даже кажется, что я что-то понимаю по-таджикски. Хозяйка дома спрашивает меня, не доктор ли я. Она жестами дает понять, что у нее сильные боли в груди, по крайней мере, я так ее поняла. Она держит на руках свою маленькую семимесячную дочь с подведенными глазами и длинными ноготками, под которыми скопилась черная грязь. Рядом сидит сопливый двухлетний мальчик. Вдруг сестра губернатора Нафиса просит их всех сфотографировать. Я достаю фотоаппарат из рюкзака, который из черного превратился в серый от пыли, делаю фотографию, а потом прошу старшего мальчика снять нас всех вместе. Так в первый же день мы подружились.
Когда встали утром, не только наши вещи, но и мы сами были в пыли и песке. Кто же в пустыне спит с открытыми окнами! Лицо я «умыла» влажной салфеткой. (Упаковки таких салфеток для гигиены грудных детей и снятия макияжа продаются в московских и европейских аптеках. В Афганистане, где чистой воды нет и в колодцах, они станут для нас настоящим спасением.) Даже зубы удалось почистить, использовав немного питьевой воды, привезенной из Душанбе.
А на улице становится все холоднее. Наконец все вещи перенесены в «наш» дом. Теперь у нас три комнаты – две «спальни» и столовая-монтажная, где будут монтироваться сюжеты, а потом за тем же столом будем ужинать. Можно хоть чуть-чуть разложить вещи из рюкзака. Разглядываю свою комнату. Стены выкрашены белой краской, а потолок – тонкие бревна без коры, положенные с большим промежутком, а на них постелены соломенные коврики. Сверху крыша из глины. В доме есть даже маленькая комната с выходящим на улицу желобом – здесь можно умываться. Когда удобства есть, о них не думаешь, но когда самые элементарные вещи, к которым привык в обычной жизни, отсутствуют, то заботы о быте становятся очень важными и существенными, а главное, отнимают много времени.
Все двери в комнатах деревянные. Почему-то между комнатами есть не только дверь, но и окно. Все у всех на виду. На тонкие половики стелем наши матрасы и спальные мешки. Мебели никакой нет, как и в том доме, где мы провели предыдущую ночь. В стене торчат несколько гвоздей, на которые мы вешаем наши куртки.