Афинская ночь

— Вячеслав Андреевич! — пора прекращать этот полуночный Гайд-парк, — Я знаю, у вас профессиональная зрительная память. Попробуйте вспомнить и сейчас описать свои впечатления словами… Удобный прием для анализа непонятного, — Соколов тяжело вздохнул, — Как препирались Смирнов и Радек — вы видели. А Сахаров?

— Хотите правду? — каудильо поднял на меня усталый взгляд, — На мой вкус, академик вел себя как полный псих. Подозреваю, и Радек, к старости, таким станет. Хотя у нашего профессора — труба пониже и дым пожиже… Он ведь, на трибуне Съезда, выступал с таким видом, как будто вокруг него никого нет. И никого не боялся. Ни Горбачева в президиуме, ни двух с гаком тысяч делегатов в зале… Абсолютное неуважение к мнению руководства и настроениям большинства! Даже не знаю, с чем подобную наглость сравнить. Одно скажу, сразу видно, что ваш академик — "кабинетный теоретик" и ни пороха, ни дерьма реальной жизни — сроду не нюхал. На каком-нибудь производстве — его бы убили давно, — завхоз подозрительно хрюкнул, а Ленка судорожно закусила зубами кулак… — Извините, если грубо.

— Вы продолжайте… продолжайте… — да-а-с, случай весьма запущенный, но — не безнадежный. Будем лечить…

— Как говорил один мой знакомый, — оратор на секунду смолк, что-то заподозрив, но продолжил, — Цукерман — типичный "боец ашхабадского фронта". Или, куда там его, в начале войны, из Москвы эвакуировали, что бы закончил образование. Его ровесники — под танки с гранатами прыгают, а он — "постигает теоретические дисциплины" в глубоком тылу. Тьфу! — новая пауза, — А что не так? Я признаю, что потом от него вышла определенная польза для страны, но в войну-то, все нормальные парни — на передовой!

— Э-э, молодой человек… — нарочито картаво проворковал завхоз, — Я таки стгашно интегесуюсь, ваш знакомый — он случайно не евгэ-эй?

— Случайно, он самый. Довольно вменяемый дедок. Правда, не воевал. Это существенно?

— Таки да, — зябко ссутулился Лев Абрамович, — Ветераны "ташкентского фронта" — всех окружающих меряют по себе…

— А можно я?! — юлой завертелась на месте Ленка, — А вот дедушка…

— Цыц! — грубо осадил её завхоз, — Вопрос принципиальный! Галочка была права — тут многослойный "мозговой блок". Начнем с того, что обсуждаемый кадр — русский…

— А разве остальное — не правда? — каудильо попытался распрямиться, но стукнулся затылком о дверку встроенного шкафчика и притих…

— Представьте себе, что кто-то умеет очень быстро анализировать огромные объемы данных и мгновенно выдавать логически безупречный результат… А до других — его правота доходит через годы. Или, не доходит вообще. Например, фраза "Хватит спасать партию, пора спасать страну!", в мае 1989 года — это довольно смело? Учтите, что в зале заседаний Первого Съезда — почти 90 % делегатов "партийные"… Они ещё не подозревают, что через два года побегут из КПСС, словно крысы с тонущего корабля. Они не способны такое даже вообразить! А Сахаров им свой прогноз прямо в лицо.

— Так я ж не оспариваю его умственные способности! — чуть сдал назад Соколов, — Я про "манеру подачи информации" впечатления излагаю. Как Галина просила… Если у выступающего — ни малейшего такта к собеседникам… Ну, для наглого мальчишки — ещё простительно. Сам такой был… Но, для лауреата и академика — крайне несолидно. Оскорбительно! В чем-то я депутатов понимаю…

— Сразу видно кабинетного теоретика, никогда не нюхавшего дерьма? — очень похоже передразнил завхоз.

— Ну, можно я?! — снова взвилась Ленка… — Да, Сахаров не воевал, его сразу после института на завод послали.

— На какой? — понятно, что вопрос был адресован Соколову, но Ленка снова опередила.

— На жутко секретный военный завод, в Ульяновске, вот! Инженером-изобретателем…

— Так я и говорю… — попытался продолжить каудильо и осекся, поскольку завхоз — вдруг ощерился злобным Бармалеем…

— В сентябре 1942 года Сахаров был целевым назначением (!) направлен на патронный завод номер три (в обиходе — Завод имени Володарского), где проработал до 1945 года, сделав и внедрив ряд важных предложений.

Ух! Камень с души и гора с плеч… Есть, есть кому, без моего участия, просветить начальство о материях, право разглашать которые я за собой не чувствую. То есть, может быть, оно всё — давным-давно не "совершенно секретное", только мне об этом ничего не известно. Пусть лучше блеснет эрудицией профессиональный химик с оборонного предприятия. Иногда, молчание — золото.

— Могу предположить, что вы, молодой человек, никогда не интересовались, — сколько яда в ласковом голосе Льва Абрамовича, — почему именно туда и именно в тот момент, послали именно Сахарова? И какую роль сыграл упомянутый патронный завод номер три в истории Великой Отечественной войны?

— Мне кажется, разговор крайне уклонился от интересующей меня, — сделал ударение на предпоследнем слове Соколов, — темы. Мы вроде бы обсуждали психологическую несовместимость и способы её преодоления.