Афинская ночь

— И какая из них лучше? — после упоминания о Чечне, Соколов словно бы проснулся, видимо — тяжелый опыт.

— С точки зрения государственного аппарата, все три "модели" — в одинаковой степени отвратительны, так как являются формами народного ополчения, объективно угрожающими самим основам существования современного сословно-иерархического общества. Не случайно наши СМИ последнее время, днем и ночью — на все лады воспевают "профессиональную контрактную армию". Не угрожает антинародной власти — только 100 % наемное войско.

— Пока стоит мир… — едко заметил завхоз, — На большой войне все "профессионалы" разбегаются первыми… "Трупам деньги не нужны!" А у нас тут — противоестественный гибрид всех возможных вариантов. И разруха в головах.

— Кстати, о разрухе, — взбодрился каудильо, — За глаза, наши офицеры то и дело обвиняют меня в потакании фашизму. Однако и на сталинские методы (типа "Приказа номер 270") смотрят очень косо. Это как-то связано?

Пока набирала в грудь воздуха — неугомонная Ленка, в который уж раз, вылезла со своим особым мнением.

— "На западном фронте без перемен" Ремарка — читали? А "Огонь" Барбюса? Помните, как дружно авторы там ругают свою артиллерию, нахваливая вражескую? Тот же самый случай… "В чужом саду — яблоки слаще!"

— Галина? — кажется, мне удалось завоевать у руководства определенный авторитет… — Консультируются…

— Разница принципиальная. Отцы-основатели III Рейха — намеревались создать "нацию природных господ". А в СССР — как умели, воспитывали "нацию аристократов". Людей, не принимающих в расчет "общественное положение". Способных на дружбу с человеком любой расы, нации или сословия.

— Не один ли черт, как кого называть… — проворчал каудильо, однако Ленка лишь изящно пожала плечами.

— Пока мы говорим словами, а не читаем мысли друг у друга — приходится следить за точностью терминов.

— Конкретнее! Я, например мотивации Смирнова — практически не понимаю…

— У наших новоявленных барей, — окрысилась Ленка, — "коллективная родовая травма". В ходе аборта 1991 года, мертворожденный российский капитализм уронили головкой на бетонный пол. С тех пор — мысли у зомби путаются. Но, опасность для себя, эти господа нюхом чуют. Разум для такого дела не нужен. Голый инстинкт!

— Я пока чай поставлю, — скрипнул завхоз, — Вы, Галочка, никого не бойтесь. Самое тут страшное — это мы сами…

Легко ему говорить… Когда я сформировала информационный блок, относящийся к "системам питания" на фронте и в тылу у стран-участниц Второй Мировой войны — стало ясно, что тема крайне "недиссертабельная". Володя, помню, проглядев мои выкладки, только присвистнул и порекомендовал не борзеть. Вот, пригодилось.

— Хм… Выражение "коллективная родовая травма" наиболее полно отвечает парадоксу ситуации. Офицерский корпус СССР — точно такие же "жертвы политического аборта", как и современные отечественные капиталисты… Панический "испуг 1918 года", полагаю, у них теперь — прошит в генах на века. Как столетиями, больно отзывалась память о "Битве при Куртре" ("Битва золотых шпор") у наследственной французской знати.

— Напомните… — и если нахальная филологиня, опять, посмеет влезть в разговор уважаемых людей… Влезла!

— На самой заре XIV века, — замогильным голосом начала Ленка, — а точнее — летом 1302 году от Рождества Христова, прирожденные господа всего сущего, благородные французский король Филипп IV Красивый и его верные рыцари, решили лично показать много возомнившим о себе фламандским бюргерам, где зимуют раки…

— Проблема заключалась в том, что на дворе стояло Высокое Средневековье, шла "Городская Революция" и впервые, за последние три тысячи лет, многие европейские города — объявили себя врагами рабства. Прожив в городе "год и один день" — любой беглец становился лично свободным, что бы там не воображал его господин, — добавил Лев Абрамович, — Пословицу "Городской воздух делает свободным" — в описываемые времена понимали буквально…

— Бронированная конница, к тому моменту — бесчинствовала на полях сражений уже вторую тысячу лет. Никаких признаков, что это состояние пошатнется, не было. Военное господство рыцарей считалось абсолютным. Даже один всадник мог разогнать и перебить толпу пехотинцев. Любые выступления против них — топились в крови. Из крепостных крестьян выжимали последнее. Примерно то же самое — планировалось сделать и с горожанами Фландрии. Все современники невероятно удивлялись — как те вообще отважились на сопротивление? А секрет — в изменении рациона горожан. На битву при Куртре — вышло поколение людей привыкших есть мясо каждый день. Среднедушевое потребление мяса в городах-коммунах XII–XIII веков — минимум 100 килограммов в год. Не уследили…

Вопреки ожиданиям, после последних слов в маленьком "модуле" воцарилась тишина, нарушаемая только заполошным бухтением греющегося чайника. Лампочка под потолком — дважды мигнула. Почти привычный ночной "сигнал точного времени"… Чего они молчат? Самое важное — я сказала. В учебниках истории — эту взаимосвязь старательно замалчивают.