Афинский яд

— Чужеземцы, прочь! Граждане Афин, приблизьтесь и внемлите! — Присяжные уселись на скамьи, гражданам-зрителям пришлось довольствоваться теми местами, которые они успели отвоевать, и все смолкли, ожидая первой речи, произносить которую, естественно, надлежало обвинителю Эргоклу. Эргокл был небольшого роста, но казался выше, благодаря густой гриве темных волос, нынче старательно приглаженных в некое подобие прически. Крошечные, зоркие глазки Обвинителя беспрестанно бегали туда-сюда; какой-то шутник сказал, что Эргокл, мол, пытается разглядеть свой нос, но тщетно — такой он маленький и курносый. Эргокл всегда был самоуверен, а благодаря острому языку не только справлялся с врагами, но и обрел нескольких друзей.

Сейчас он подошел к трибуне быстрым и твердым шагом, как человек, которому не терпится в бой. Слегка взмокший под весенним солнцем, он стоял на низкой беме, серьезно глядя на Верховного Архонта. Едва из клепсидры начали вытаскивать пробку, он заговорил.

Обвинительная речь Эргокла

— Афиняне, обвинение, с которым я пришел к вам сегодня, — простое и ужасное. Лишь благодаря милости богов я жив — и зряч! Ибо Ортобул выслеживал меня, чтобы изувечить, он ударил меня и почти лишил зрения! Только благодаря милости богов и своевременному вмешательству друзей я спасся от зверской силы и жестокости этого человека. «Как это могло произойти? — спросите вы. — Почему?» Причина не делает чести Ортобулу, равно как и мне: я признаю, что это была всего лишь ссора из-за женщины, к тому же рабыни. И все же, афиняне, вспомним, что распря между Агамемноном и великим Ахиллом, потрясшая эллинов и грозившая сорвать осаду Трои, разгорелась из-за рабыни, которую славные герои никак не могли поделить. Я нахожусь в положении Ахилла, которого до глубины души оскорбил поступок Агамемнона, посмевшего отнять у него женщину.

Вот как обстояло дело, афиняне. Мы с Ортобулом заключили договор на совместную покупку рабыни, которая в результате становилась нашей общей собственностью. Это означает, что мы получали на нее равные права. Оплаченный счет на эту покупку представлен среди прочих вещественных доказательств. Я признаю то, что вы, по всей вероятности, услышите от свидетелей: я был очень доволен сделкой, ибо столь дорогостоящее приобретение было мне тогда не по средствам. Юная рабыня, о которой идет речь, — это сикилийка по имени Марилла. Никто не подвергает это сомнению.

Он в упор посмотрел на закутанную в накидку девушку, которую стерегли лучники.

— Но потом — что за несправедливость! Ортобул присвоил эту рабыню и отказался делить ее со мной, имеющим на нее абсолютно такое же право!

Эргокл бросил свирепый взгляд на невозмутимого Ортобула, облаченного в прекрасный белый хитон. Тот стоял и слушал, бесстрастный и полный сурового спокойствия, хотя обвинитель не сводил с него горящих ненавистью глаз.

— Я вновь настаиваю на том, что рабов Ортобула, особенно интересующую нас сикилийку Мариллу, нужно допросить, — объявил Эргокл. — Их показания могут подкрепить мое обвинение, и лишь противозаконное вмешательство Ортобула мешает мне получить эту необходимую поддержку. Я по-прежнему претендую на эту женщину. Ортобул, пытаясь скрыть от суда свою неправоту, будет утверждать, что мы с друзьями вступили в заговор против него. Однажды вечером я действительно постучал в его парадную дверь. Со мной действительно пришли друзья, желая оказать мне поддержку и потребовать выдачи Мариллы. Он скажет вам, что мы пришли с намерением учинить беспорядок и чуть не вломились в дом. Это ложь. Он станет утверждать, что мы подрались с его привратником и повредили входную дверь, пытаясь силой проникнуть в гинекей.

И поделом ему, скажу я, ибо Ортобул обошелся с нами бесчеловечно! Но рассудите сами: стали бы мы ломиться в парадную дверь, если бы всерьез хотели пробраться на женскую половину? Нет, мы воспользовались бы черным ходом, не охраняемым и не представляющим собой серьезного препятствия!

Среди зрителей послышались сдержанные смешки, но Эргокла не так-то просто было смутить.

— Мои друзья подтвердят, что мы учтиво попросили Ортобула отдать нам женщину, но в ответ получили от него и привратника лишь брань и побои. Мы вызываем в качестве свидетеля Критона, старшего сына Ортобула, хотя он, конечно, предпочел бы выступить на стороне защиты.

Тут Эргокл вызвал двух своих друзей, которые с разной степенью убедительности подтвердили, что все произошло именно так, как рассказал Обвинитель. Затем вызвали главного свидетеля, старшего сына Ортобула.

Третий свидетель обвинения: Критон, сын Ортобула

— Помню, я услышал какую-то возню у входной двери: пение, стук, возгласы — так обычно шумят подвыпившие гуляки. Но лишь когда меня позвал отец, я понял, что происходит что-то серьезное. Я вышел и увидел этих людей. Я попытался выставить их из дома. Одному я двинул в плечо, другому в грудь, но сейчас я уже не могу сказать, кому — куда. Да, я ударил нескольких людей и несколько раз. Они кричали и ругались, и я решил, что они могут напасть на дом.

Эргокл продолжает свою обвинительную речь: