Афоризмы. Русские мыслители. От Ломоносова до Герцена

Господь велел познавать людей из действий их, из поведения, из последствий, которые вытекают из их действий…

Слепые судьи часто признают смиренным лицемера и низкого человекоугодника: он бездна тщеславия.

Напротив того, для этих невежественных судей представляется гордым не ищущий похвал и наград от человеков, и потому не пресмыкающийся пред человеками, а он истинный слуга Божий…

(Игнатий, 1, О истинном и ложном смиренномудрии)

Для слепых разные цвета и предметы чувственного мира как бы не существуют; так и для ослепленных падением мир духовный и духи как бы не существуют. Неведение нами чего-нибудь никак не служит признаком небытия его. (Игнатий, 5, Введение)

Книга Псалтырь – возвышеннейшая духовная книга… Не надо принимать ее буквально: буквальное разумение Писания убивает душу. (Игнатий, 7, 89)

Жизнь даром не проходит для людей, у которых пробудилась хоть какая-нибудь сильная мысль… все ничего, сегодня идет, как вчера, все очень обыкновенно, а вдруг обернешься назад и с изумлением увидишь, что расстояние пройдено страшное, нажито, прожито бездна. (А. И. Герцен, 1, 2, 1)

…Что бы ни было, сделаемте условие не употреблять грубых выражений; они имеют странное свойство надо мной: они меня заставляют забыть все хорошее в том, кто унижается до ругательств. (А. И. Герцен, 1, 2, 6)

То делается нашим, что выстрадано, выработано; что даром свалилось, тому мы цены не знаем. (А. И. Герцен, 6, 4)

Остановиться на юности потому скверно, что на всем останавливаться скверно, – надобно быстро нестись в жизни; оси загорятся – пускай себе, лишь бы не заржавели. (А. И. Герцен, 7, 2, 3)

Чем меньше знает человек, тем больше презрения к обыкновенному, к окружающему его. (А. И. Герцен, 8, 7)

Люди тогда начинают иметь секреты , когда нравственный быт их распадается; они боятся заметить это распадение и судорожной рукою держатся за формы, утратив их сущность; изношенным рубищем прикрывают они раны, как будто раны заживут от того, что их не видать. (А. И. Герцен, 8, 8)

Жесток человек, и одни долгие испытания укрощают его; жесток в своем неведении ребенок, жесток юноша, гордый своей чистотой, жесток поп, гордый своей святостью, и доктринер, гордый своей наукой, – все мы беспощадны и всего беспощаднее, когда мы правы. Сердце обыкновенно растворяется и становится мягким вслед за глубокими рубцами, за обожженными крыльями, за сознанными падениями, вслед за испугом, который обдает человека холодом, когда он один, без свидетелей начинает догадываться – какой он слабый и дрянной человек. Сердце становится кротче; обтирая пот ужаса, стыда, боясь свидетеля, оно ищет себе оправданий – и находит их другому . Роль судьи, палача с той минуты поселяет в нем отвращение. (А. И. Герцен, 9, 4, 25)

Случай всегда находится, особенно когда ни с одной стороны его не избегают. (А. И. Герцен, 9, 4, 28)

Мнимые силы, если люди их принимают за действительные, точно так же мощны, как и действительные, и это потому, что материал, даваемый человеком, тот же – какая бы сила ни была. Человек, который боится духов, и человек, который боится бешеных собак, боится одинаким образом и может умереть от страха. Разница в том, что в одном случае человеку можно доказать, что он боится вздора, а в другом – нельзя. (А. И. Герцен, 9, 5, Раздумье по поводу затронутых вопросов, 2)

Гнет обычая останавливает развитие – развитие, собственно, и состоит из стремления к лучшему от обычного. Вся история состоит из этой борьбы, и если большая часть человечества не имеет истории, то это потому, что жизнь ее совершенно подчинена обычаю…

Я желал бы уяснить этим, что если какой-нибудь народ дойдет до этого состояния соответственности внешнего общественного устройства с своими потребностями, то ему нет никакой внутренней необходимости, до перемены потребностей, идти вперед, воевать, бунтовать, производить эксцентрические личности.

Покойное поглощение в стаде, в улье – одно из первых условий сохранения достигнутого.

(А. И. Герцен, 9, 6, 3, Прибавление)