В конце концов и в этом регионе сложились социально-экономические структуры, довольно схожие с их аналогами в Восточном Судане. Очень большую роль в них играли рабы, выполнявшие сельскохозяйственные работы для обеспечения продовольствием многочисленного пришлого населения. Они использовались также как носильщики для переноса всего собранного хозяевами в набегах, пополняли вооруженные отряды, наконец, они были и обычным эквивалентом в меновой торговле.
В приобретении невольников были заинтересованы не только крупные работорговцы, но, по всей вероятности, еще больше их персонал, получавший, например, лишь малую толику им же заготовленной слоновой кости, и поэтому только приобретение собственных рабов обеспечивало таким людям достаток. Как и в Восточном Судане, в рассматриваемом регионе постепенно сложился обширный невольничий рынок, оценить который количественно затруднительно. Отсюда вывозили только тех рабов, в которых не было нужды на месте, но самого побережья достигали немногие из них.
На пути к нему находились такие крупные арабские работорговые центры, как, например, Табора и Уджиджи. Значение второго особенно резко возросло с момента проникновения работорговли в леса Конго. В таких центрах всегда была нужда в рабах, так как из-за высокой их смертности постоянно требовалось обновление контингента невольников.
Так арабские работорговцы проникли от восточного побережья Африки далеко в глубь континента, создав там в сотрудничестве с африканцами или без них более или менее разветвленную сеть караванных путей и своих поселений. Первоначально они имели чисто коммерческую цель и интересовались в основном слоновой костью и рабами. На то и другое, хотя и в разных местах, но всегда был большой спрос. Одна лишь слоновая кость уже никак не могла обеспечить рентабельность торговых экспедиций, длившихся годами и требовавших участия сотен людей. Их приходилось оплачивать, содержать, и в связи с этим расширялась работорговля, вместе с ней возникли дороги, по которым постоянно гнали караваны невольников, описанные многими встречавшими их путешественниками.
Для того чтобы удержать от побега слабых невольников — женщин и детей, — достаточно было простой веревки. Мужчин же объединяли в группы по 10–20 человек, каждому надевали на шею железный обруч, соединенный цепью с кандалами на ногах. Обруч одного невольника приклепывали к обручу другого, и эти железные ошейники не снимались в течение всего пути каравана. На этапе малейшее дело, например подъем воды из колодца или поднос дров, что могли бы сделать один-два человека, требовало перемещения всей скованной группы. По мере продвижения каравана число невольников уменьшалось за счет умерших и проданных, а оставшимся приходилось нести всю тяжесть общих кандалов. Если не хватало цепей, устраивали шейные колодки, сделанные из двух соединенных рогатин. Перехватив концы рогатки железной проволокой или лианами и окружив тем самым шею сразу двух невольников, их вынуждали все время держать голову приподнятой, чтобы не поранить ее о крепкую рогатину. Помимо этого, невольникам часто связывали руки, а для особо непокорных придумали еще более жестокую систему оков: кусок дерева закреплялся поперек рта вроде намордника, руки связывались за спиной веревкой, а конец ее стражник прикреплял к своему поясу. На остановках таких рабов привязывали за ноги к столбу, в который упирался и конец не снимаемой с шеи рогатины.
Если к подобным условиям содержания невольников добавить их крайнее утомление от переходов, а обычно и нехватку питания, то легко понять, как часто в караванах распространялись эпидемии, в частности оспы. Потери человеческих жизней были очень велики.
Сколько же рабов добралось этим путем до подчиненной Занзибару части восточного побережья Африки? Их число можно попытаться определить по таможенным документам, поступавшим в столицу султаната для учета сбора пошлины, составлявшей от одного до двух долларов за невольника. Плохое состояние этого учета не позволяет определить точную цифру, и приходится оперировать данными, позволяющими представить себе хотя бы порядок величин. Эти данные следующие:
около 1810 г. — от 6000 до 10 000;
около 1850 г. — от 15 000 до 20 000;
около 1870 г. — от 22 000 до 23 000.
Кроме того, надо учесть, что эти сведения не включают контрабандную работорговлю, стремившуюся всячески ускользнуть от налогообложения. Если не игнорировать эту контрабанду, то для 1870 г. общее число рабов, доставленных в Занзибар, можно оценивать примерно в 35 000. Таким образом, в XIX в. произошел значительный рост работорговли, а следовательно, возросла и площадь, охваченная охотой на людей.