– Господи, Машенька! Мы с тобой в такое дерьмо вляпались, а ты про Берга своего! Между прочим, это из-за него все началось, сестренка! Не приехала бы сюда его искать – и не напоролась бы на этого сыскаря! – Ханжиков покосился на поникшую сестру. – Уехал твой Берг! Нынче ночью отправили его эшелон… Да, пожалуй, отсидись у кузины Любы недельку! Из дома ни шагу! А потом оденься во что-нибудь попроще, под бабу крестьянскую – и с Богом в свою деревню! Мы с Молчановым в Приморье закончим, и я за тобой приеду. Поглядим, что и как! Поняла, сестренка?
– Не пойду я к кузине, Миша, – решительно заговорила Ханжикова. – Фамилию особист наверняка запомнил, меня могут искать у родни. Да и Люба неладное почует, если я, как мышь за веником, прятаться стану. А ежели найдут меня у нее – неприятности для семейства произойдут. Я, Миша, прямо сейчас в локомотивное депо пойду, поищу товарищей батюшки покойного. Его люди уважали… Помнишь, у нас в доме часто поездные бригады ночевали? Укроют, и на паровозе из Читы вывезут.
Ханжиков кивнул:
– Да, пожалуй, ты права: нечего тут задерживаться! Пока сыскарь очухается, пока тревогу объявят – ты уже далеко будешь! – Он ткнул в спину извозчика. – В локомотивное депо вези, дед!
У границы станции, на дощатых мостках через пути, брат с сестрой крепко обнялись.
– Выше голову, сестренка! – улыбнулся Михаил. – Свиданка у нас скомканная получилась, ну да ничего! Ты в Иркутске не задерживайся, прямо в Залари поезжай. Там меня дождись меня, ладно? Напрасно не рискуй… Ну, чего ты плачешь, сестренка? Не на всю жизнь расстаемся! Беляков в Приморье разобьем – вот тогда погуляем.
А Мария, услыхав про «не на всю жизнь», зарыдала еще пуще. У нее были свои задумки, и она, в отличие от брата, знала: больше она его не увидит.
Седоусый машинист Григорий Иванович мигом признал в Ханжиковой дочку старинного своего друга, Родиона. Она рассказала ему всю правду – и про страшную историю, приключившуюся у нее несколько лет назад в Иркутске, и про то, что ее нынче ищут агенты Госполитохраны. Выслушав Марию, тот немного помолчал, ожесточенно смоля самокрутку.
– Даже не знаю, как тебе помочь, Маша. Составы на Хайлар нынче редко отправляют, оказию долго ждать придется. В Иркутск хоть нынче взял бы тебя – через час отправление смешанного эшелона с моей бригадой назначено. Но тебе, говоришь, в Хайлар надобно… Пошто, ежели не секрет?
– Поезд туда нынче ночью ушел, дядь Гриша. А там человек, с которым мне непременно повидаться нужно…
Не дождавшись продолжения, Григорий Иванович покряхтел, поманил корявым пальцем кочегара своей бригады, остальным повелительно махнул рукой: выйдите, мол, секретный разговор будет.
– Хорошим человеком твой батя был, Маша, царствие ему небесное! И меня много раз выручал, и прочих товарищей. И деньгами в трудную минуту, и перед начальством заступался… А тебя с паровозом обращаться учил – я помню, еще в помощниках у него ходил. Ты-то не забыла науку машиниста, Маша?
Ханжикова пожала плечами, силясь понять – куда клонит Григорий Иванович?
– А тебе в Чите оставаться никак не возможно, – продолжал старый машинист. – Чего доброго, а искать эти нехристи сыскные способны изрядно! Вот что сделаем: сейчас ты меня с помощником запрешь в кладовочке, а сама с Петрухой, кочегаром моим, на паровоз. Малым ходом до стрелки выходной доберетесь, Петруха ее перекинет на Хайларскую магистраль – и ходу!
– Да вы что, Григорий Иванович! Вас же под суд за паровоз отдадут!
– Не отдадут, коли все по уму сделать, – оборвал машинист. – Найдет нас Госполитохрана – скажем, что бандиты паровоз захватили. До Хайлара без малого семьсот верст, но ты свой поезд раньше догонишь. В Оловянной там паровоз добрый отцепят, и «запрягут» ремонтный, маломощный. Еще до станции Борзя, полагаю, догонишь своего человека. Это триста с гаком верст, угля в тендере точно хватит. Одно прошу, дочка: не разбей ты мою машинку! Каждый винтик на моем локомотиве вот этими руками перебирал, каждую заклепочку перещупал…
– А как же я, дядь Гриша? – шмыгнул носом кочегар.
– А вот так! – размахнувшись, машинист отвесил пареньку увесистую оплеуху. – Это чтоб синяк на роже остался, Петруха, не обессудь! Как догоните поезд, ты с паровозу слезай – и к начальству. А прежде щепкой в носу поковыряй, чтобы кровь пошла. Скажешь: бандиты силком заставили уголек в топку кидать!
Ханжикова бросилась к Григорию Ивановичу на шею:
– Дядь Гриша, если папа с небес сейчас смотрит, он вам тоже спасибо говорит, я знаю! Век не забуду! И за локомотив не тревожьтесь, не испорчу ничего!
Машинист часто поморгал, подергал усы:
– Ладно, дочка… Ты когда реверсор потянешь, и локомотив тронется, сейчас же рычаг хода обратно возвращай, чтобы шибко быстро не разгоняться! Чтобы колеса не прокручивались, поняла? Фары не забудь включить – помнишь, где выключатель? Правильно, на потолке кабины большая плоская коробка с кнопкой… И не разгоняйся шибко! Ну, Петруха подскажет, ежели что…