Агата и археолог. Мемуары мужа Агаты Кристи

Кэтлин очень любила собак и держала у себя свору бездомных дворняг, спасённых из приюта в Бэттерси. К сожалению, в институт с собаками не пускали: начальство считало, что от них одно беспокойство, шум и антисанитария. Ни тогдашний секретарь, ни директор института Граймс не питали симпатии к этим животным, и это привело к открытому противостоянию между Кэтрин и её собаками, с одной стороны, и директором — с другой. В разгар очередного сезона в Нимруд я получил от Граймса письмо, в котором он рассказывал о создавшемся безвыходном положении. Граймс явно надеялся, что я соглашусь с его точкой зрения. Я же дал совершенно противоположный ответ — написал, что всегда предпочитал людям собак, и упомянул, что незадолго до моей учёбы в Новом колледже в Оксфорде один из студентов держал в своих комнатах медведя, и начальство совершенно не возражало. Также я сказал, что не возражаю против некоторой антисанитарии, связанной с содержанием животных, и убеждён, что чрезмерное стремление к стерильности снижает природную сопротивляемость наших организмов. Не знаю, чем бы закончился этот конфликт, но Кэтлин вовремя предложили место директора Колледжа Святого Хью. Думаю, что, если бы не собаки, она предпочла бы остаться в институте, но, так или иначе, она покинула его одновременно со мной: мне как раз предложили пост в Колледже Всех Душ.

Годы, которые я провел в Институте (с 1947-го по 1960-й), подарили мне чувство глубокого удовлетворения от работы и научили правильно распределять энергию. Когда я получил должность, мне было сорок три года. Я был деятелен и полон сил. Сейчас, оглядываясь назад с высоты своих семидесяти лет, я завидую собственной силе и здоровью. Моя способность к концентрации в сочетании с редкими минутами заслуженного отдыха и развлечений позволяла выжать максимум из двадцати четырёх часов, составляющих сутки. Мне приходилось работать то дома, то за границей — примерно поровну. Каждый год я проводил несколько месяцев в поездках или на полевой работе в Нимруде, в Ираке, а затем возвращался домой, чтобы рассказать о результатах раскопок. Публичные лекции тешили моё самолюбие и, надеюсь, аудиторию. На общих ежегодных собраниях Иракской школы в Королевском географическом обществе порой собиралось более пятисот человек.

Выбирая место для раскопок в Ираке, я мог остановиться на любой из четырёх ассирийских столиц: Ниневии, Нимруде, Ашшуре и Хорсабаде. Первые три были построены в стратегически важных местах, выбранных для сплочения империи. Городища Ниневия и Нимруд (Калах), расположенный примерно в двадцати милях к югу, стояли на восточном берегу Тигра (Нимруд — примерно в дне пути от реки), а Ашшур — на противоположном, западном берегу, в сорока милях ниже по течению.

Четвёртой ассирийской столицей, привлекшей моё внимание, стал Хорсабад, расположенный примерно в дюжине миль к северо-востоку от Ниневии, ближе к горам, но этот город можно назвать неудачным ассирийским проектом. Это был недостроенный дом царя-узурпатора Саргона, правившего с 722 по 705 год до н. э. Наследники Саргона не проявили к городу особого интереса. Тем не менее в этом любопытном поселении вели обширные раскопки французские экспедиции под руководством Ботта и Плэйса, а затем американская экспедиция из Чикаго. Я не думаю, что нам удастся вписать принципиально новую главу в историю этого города, хотя не сомневаюсь, что там ещё есть что копать.