Агата и археолог. Мемуары мужа Агаты Кристи

Я не стану подробно рассказывать о своих коллегах, но хотел бы заметить, какое восхищение вызывал у меня лорд Уилберфорс. Он умел внушить доверие к себе и своему мнению, а также уважение к тому, с какой ясностью суждений подходил он к решению самых сложных вопросов. Это был очень добрый и приятный в общении человек. Я думаю, что он прекрасно чувствовал бы себя в роли преподавателя античной филологии: талант к этому предмету обнаружился у него ещё в ранние годы студенчества. Колледжу не повезло, что лорд Уилберфорс так и не стал ректором, но зато юриспруденция многое приобрела в его лице. Действительно, среди сотрудников колледжа было определённое количество выдающихся юристов. Одним из них был лорд Хэйлшем — человек, в равной степени наделённый храбростью, честностью и талантом, праведный христианин, обладающий качествами, столь редкими в наши дни. Жаль, что он не дослужился до поста премьер-министра. Этот человек, с его бесстрашием и благородством характера, как нельзя лучше подходил для этой должности — впрочем, возможно, для такой незавидной участи он был слишком хорош.

Я с большой личной симпатией относился к Айлмеру Макартни, который после моего назначения стал мне добрым наставником. Айлмер весьма успешно занимался редкой областью науки — историей Венгрии. Порой он бывал сварливым и упрямым, но, как мне всегда казалось, обычно мыслил здраво. Макартни был сильно увлечён своей узкой областью знаний и с пренебрежением относился к тем, кого считал фальшивыми учёными.

Ян Ричмонд, профессор археологии Римской империи, был моим единственным коллегой из родственной области науки. Его смерть в сравнительно раннем возрасте стала настоящей трагедией. Сколько полезных и интересных трудов он мог бы ещё написать! Ян был добрым, сердечным человеком и прекрасным товарищем, как и другой мой коллега, выдающийся историк Эрнест Якоб, верой и правдой служивший колледжу на протяжении сорока лет. Я был горд, что перед смертью он назвал меня своим лучшим другом, возможно, потому что в последние месяцы его жизни я старался уделять ему столько внимания, сколько мог. Было в нём что-то от старинного сельского Оксфорда, некий дух, проникший в него, когда он юношей бродил здесь по церквям и деревням.

Другим моим добрым товарищем был известный историк А. Л. Роуз, для которого все персонажи шекспировской сцены были как живые. В беседе он мог волшебным образом вызвать к жизни бытовые сцены далёкого прошлого, населить комнату давно ушедшими людьми.

В этом году колледж поступил очень мудро, избрав ректором знаменитого юриста Патрика Нейла, королевского адвоката, человека обаятельного и здравомыслящего. Не сомневаюсь, что он станет надёжной поддержкой для колледжа в трудные времена. Теперь в квартире ректора разместилась большая семья Нейла, в том числе и его очаровательная и остроумная жена.

Последним среди названных, но никак не в жизни, стал выдающийся востоковед Робин Цехнер, профессор восточных религий и этики. Вряд ли был человек, более достойный занять этот пост, требующий от кандидата таких качеств, как стройность мыслей и интерес ко всем религиям. Цехнер был совершенно не согласен со своим назначением, и это признание чуть не стоило ему должности, когда дело дошло до продления срока.

Робину Цехнеру прекрасно давались редкие языки, как древние, так и современные. Санскрит и фарси он знал прекрасно. Своим лёгким, завораживающим слогом он написал бесчисленное множество книг, в основном о религии; многие из них стали бестселлерами и были переведены на целый ряд языков. Правда, он тяготел к многословию и иногда начинал повторяться. Робина глубоко занимала тема добра и зла, и он с готовностью брался рассматривать самые причудливые темы. Свет горел в его окнах до глубокой ночи: он часто сидел допоздна, погружённый в свою работу, нередко в компании бутылки, которая только усугубляла особенности его забавного характера, что доставляло его друзьям немало весёлых минут. Однажды ночью коллеги услышали шум и решили, что это грабитель. Кто-то уже собирался вызвать полицию, но тут выяснилось, что причиной всеобщей тревоги стал Цехнер: он висел в полутьме на стропилах, словно летучая мышь.

В другой раз, посещая Британский институт персидских исследований в Тегеране, он явился домой под утро в состоянии алкогольного опьянения, не смог попасть ключом в замочную скважину и улёгся спать прямо в канаву, проходившую возле здания. На рассвете подул холодный ветер и вывел его из оцепенения. К тому моменту он уже достаточно пришёл в себя, чтобы позвать швейцара, и смог открыть внешнюю дверь, но с внутренней дверью не справился и не придумал ничего лучшего, как выбить кулаком стеклянную панель. Затем Робин снова лёг спать, на этот раз весь в крови, но больше никому своей эскападой он вреда не причинил и возместил ущерб из своего кармана.