Кто-то когда-то предположил, что мужчины и женщины, живущие все вместе на одной планете Земля, на самом деле, родом с разных планет. Чем руководствовался автор этой идеи, можно только гадать, но что-то в этом, безусловно, есть, уже хотя бы потому, что женщины и мужчины по-разному осуществляют процесс передачи информации. Мужчин раздражает женская многословная фиксация на малозначимых, с их точки зрения, деталях. Им кажется, что так упоенно пересказывают женщины друг другу, можно было бы изложить неизмеримо меньшим количеством слов и намного быстрее. И непонятно мужчинам, что женщины так многословны оттого, что они просто передают информацию в другом формате, требующим значительно больше слов из-за того, что информация в нем отражена не словами. Вернее сказать, что слова в нем используются только как инструмент для описания эмоций и чувств, но именно эмоции и чувства являются главным носителем информации женского мира. Мелкие детали в эмоциональном описании женщины могут быть для нее гораздо более информативными, нежели лаконичное изложение всего события в исполнении мужчины. Такое стратегически разное использование слова порождает неистребимое противоречие между двумя половинами человечества. Иногда представители той или другой половины удачно притворяются, создавая у партнера иллюзию, что его или ее понимают, но происходит это, в основном, на ниве решения полового вопроса. Поэтому, когда этот вопрос переходит в стадию решенного, все возвращается на прежнее место.
Когда отношения между мужчиной и женщиной доходят до некоторой незримой черты, за которой мужчина перестает воспринимать женщину просто как сексуальный объект, он начинает интересоваться событиями из её прошлой жизни. Он болезненно глубоко вонзает жало своего любопытства в ту её загадочную часть, в которой каждая женщина, как в старом шкафу, хранит свои страшные секреты. Эти покрытые пылью времени скелеты из шкафа, наверное, Агата сама бы не потревожила, но последовательная настойчивость любимого мужчины заставила её потихоньку рассказать о себе столько и такого, что даже на исповеди ушам священника ни за что не решилась бы открыть. И ей тогда казалось, что этими её откровениями создается новый уровень их отношений. Более доверительный и сердечный. Олег был таким внимательным слушателем, такими сочувственно серьезными были его глаза, что слова лились из нее сами собой. В какой-то мере она даже была благодарна за такое внимание к своей жизни, потому что до этого никому и никогда дела не было, чем наполнен её внутренний мир.
Тогда рассказывая ему о том, что ей пришлось пережить во время аборта и после, Агата заметила, как его лицо по-детски сморщилось и ей показалось, что он сейчас заплачет. Но он вздохнул задумчиво и по её описанию пытался представить себе обстановку медицинского кабинета, кресло, в котором её раскорячили напротив двустворчатого окна, закрашенного белой краской. Внутренне содрогаясь, пытался ощутить в себе холодный металл, больно и жестоко рвущий живую плоть и страх, животный страх до краев заполнивший каждую её клеточку и иссушивший горячечные губы.
Агата рассказала, и это произвело на него самое сильное впечатление, о том, как она молилась в темном закутке коридора поликлиники, перед тем как её позвали в этот страшный кабинет. Как, став на холодный кафельный пол голыми коленками, истово просила у Бога прощения, как молила Его не отвернуться за грех смертный и не оставить её бесплодной, как тряслась бряцая зубами от внутреннего, разлившегося по всему телу холода. Как благодаря кошачьей живучести молодого тела ей удалось в тот же день вернуться домой, избежав тем самым неприятной огласки свершившегося события.
Она говорила и говорила, рассказывая ему обо всем, что интересовало его, но он, практически вывернувший её жизнь наизнанку, все равно чувствовал, что до сути её женской души он так и не добрался. И эта открытая, но все такая же непостижимо-загадочная душа продолжает волновать и манить его к себе. Первоцветом весенним ощущал он чудное дыхание этой души, таким же беззащитным и беспредельно могучем в своем стремлении жить.
Страдания, которые отмеряны человеку в его земной юдоли, даны ему свыше, может быть, для того, чтобы созидательным резцом высечь из спрессованной массы человеческого содержимого требуемую Создателю личность. Но где, в каких анналах, записана мера боли, которую надо вытерпеть, чтобы человек пришел к самому себе и познал свое истинное «я». Принято говорить, что Бог не дает эту меру свыше сил человеческих, возможно, это просто слова утешения, рожденные чьим-то мудрым и добрым сердцем, а возможно, что в этом истина. Как бы то ни было, но жизнь её банально разделилась на две части: до злополучной встречи и после.